Владимир Маяковский. Роковой выстрел. Документы, свидетельства, исследования - Леонид Кацис

Это было написано в апреле 1920 г. И практически тогда же возникает у Маяковского тема русско-польско-украинская:

Если вспомнить, что солдаты – это рабочие и крестьяне в серых шинелях, то, кажется, надежды на «массы» становились к 1920 г. все призрачнее. Война революционная все более превращалась в войну между Россией и Польшей за Украину, возрождая ушедшие, казалось, в далекое многосотлетнее прошлое проблемы межгосударственных отношений.

Тогда же, в июле 1920 г., Маяковский формулирует в стихах классовый подход к советско-польской войне, непосредственно зарифмовывая при этом статью «Правды». Комментатор полного собрания сочинений Маяковского приводит этот отрывок, в котором не так уж неожиданно оказывается цитата из пушкинских «Клеветников России», которые, как всем известно, были связаны с походом на Варшаву лет за 85 до событий года 1920-го. Вот этот текст: «…дело идет не о «споре славян между собой», не о борьбе русского и польского «народов» (кавычки «Правды». – Л.К.), а о борьбе между панскими поработителями рабочей и крестьянской вольности (обращаем внимание на характерный полонизм. – Л.К.) с одной стороны, и трудовыми польскими массами, поддерживаемыми рабоче-крестьянской Россией – с другой стороны».

Таким образом, хотя бы для автора передовицы «Правды» славянский контекст происходящих событий был очевиден. А «Окна» Маяковского вполне можно встроить в интересующий нас «славянский» русско-польский текст, итогом которого в 1927 г. стали и пражские очерки Маяковского.

Итак:

«Раньше была война национальная, стала теперь война классовой. Теперь каждый буржуй друг буржую. Каждый пролетарий пролетарию свой. Мы воюем с панским родом, а не с польским трудовым народом. И не с панами заключаем мир, пролетарию руку протянем мы. Чтобы этого достигнуть и не воевать больше, объединяйтесь, пролетарии России и Польши.»

Противоречия этого текста очевидны. Да и мир пришлось заключать с панами. А польская тема в контексте Мировой революции попала в очень значимые тексты Маяковского, а из них, похоже, и в тексты современников поэта.

Тексты «Окон РОСТА» только кажутся простыми и примитивными. Собственно говоря, это же относится и к интересующим нас славянским стихам и очеркам Маяковского. Их оценка, а порой и образный строй зависят от документов, которые стали известны лишь в последнее время. И это вовсе не газета «Правда» с передовицами типа тех, что мы здесь привели. Мы имеем в виду опубликованную впервые в 1993 г. речь В.И. Ленина на IX конференции РКП(б) 22 сентября 1920 г.

Этот документ важен для нас, ибо, как известно, Маяковский не занимался политикой самодеятельно, а работал в официальном агентстве РОСТА, которое, естественно, выполняло ленинские пропагандистские установки. Даже такие, к которым в интересующей нас речи имеются замечательные указами вождя: «Я прошу записывать меньше: это не должно попадать в печать».

Приведем несколько положений этой речи, дающей ясно понять, что цинизм, свойственный некоторым «Окнам РОСТА», не столько характеризует Маяковского как поэта и человека, сколько является родовым признаком всего тогдашнего политического мышления.

Вот как Ленин характеризовал роль и место Польши в тогдашнем раскладе сил: «Польша была ставкой. И Польша думала, что она, как держана с империалистическими традициями, в состоянии изменить характер войны. Значит, оценка была такова: период оборонительной войны закончился».

Именно здесь Ленин попросил больше не записывать и продолжил: «С другой стороны, наступление показывало нам, что при бессилии Антанты военным путем задавить нас, при бессилии ее действовать своими солдатами, она может только толкать на нас отдельные маленькие государства, не представляющие военной ценности и держащие у себя помещичье-буржуазный порядок только ценой мер насилия и террора, которые им предоставляет Антанта. Нет сомнения оборонительный период войны с всемирным империализмом закончился, можем и должны использовать военное положение для начала войны наступательной. Мы их побили, когда они на нас наступали. Мы будем пробовать на них наступать, чтобы помочь советизации Литвы и Польши . Мы формулировали это не в официальной резолюции, записанной в протокол ЦК и представляющей закон для партии до нового съезда. Но между собой мы говорили, что должны мы прощупать – не созрела ли социальная революция и в Польше? мы имели силу, и значительную, против Антанты. И в то время мы Керзону ответили: «Вы ссылаетесь на «Лигу наций». Но что такое «Лига наций»? Она плевка не стоит. Еще вопрос, кто решит судьбу Польши. Вопрос может решиться не тем, что скажет «Лига наций», но тем, что скажет красноармеец». Вот что мы ответили Керзону, если перевести нашу ноту на простой язык».

Не узнаются ли здесь многие образы и даже тон «Окон» Маяковского?! Ленин продолжает: «Мы должны по отношению к политике западноевропейской от первой активной политики вернуться к последствиям. Последствия не так страшны. Последствия военные («Нас потрепали под Варшавой…», как сказал бы Маяковский. – Л.К.) не означают последствий для коммунистического интернационала. Под шумок войны Коминтерн выковал оружие и оточил его так, что господа империалисты его не сломают. Основная наша политика осталась та же. Мы пользуемся всякой возможностью перейти от обороны к наступлению. Мы уже надорвали Версальский договор и дорвем его при первом же удобном случае. Сейчас же для избежания зимней кампании надо идти на уступки».

Таково специфическое мышление в категориях Мировой революции или под их прикрытием мышление в категориях пусть и коммунистической, но империи. Если же с теоретических марксистско-ленинских высот спуститься на землю, то военная опасность со стороны РСФСР, всегда готовой напасть на Польшу, сохранялась постоянно. Тем более что Версальский договор, как мы видим, далеко не только Маяковский рассматривал как бумажку, которую надо лишь дорвать.

Поэтому и указание Якобсона в его письме Маяковскому на возмущение чешской газеты тем, что Маяковский в Праге ругал Версальский договор, было указанием другу, вполне разбиравшемуся в политическом смысле своих (казавшихся просто пропагандистскими) выпадов. Другое дело, что задачу, поставленную Лениным, решил на время уже Сталин в 1939–1940 гг. И характерно, что одним из символов этого стал выход во Львове сборника переводов Маяковского. Впрочем, произошло это после не только смерти поэта, но и после его «второй смерти» (слова Сталина о Маяковском, 1935), в которой он, по словам Пастернака, был уже неповинен.