Электрический идол - Кэти Роберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы сами знаете.
Афродита смеется.
– Да. В случае с Эросом ты отхватила кусок не по зубам, но это тут совсем ни при чем. Что ты предлагаешь?
– Давайте встретимся… не знаю, в садах в Университетском районе? Если можете тайком вывезти меня со следующей партией грузов, больше никогда меня не увидите. – Голос дрожит сильнее. – Я на такое не подписывалась. Я не хочу умирать.
– Конечно, не хочешь, милочка. Никто не хочет умирать. – Она молчит, похоже, обдумывая мое предложение. – У меня сложилось впечатление, что ты не планировала покидать город.
– Из Олимпа не так просто выбраться, – огрызаюсь я.
– Хм. Что верно, то верно. – Снова молчание. – Я вывезу тебя. Встретимся в садах сегодня вечером.
– Нет! – Понимаю, что воскликнула слишком громко, и ругаю саму себя. – Эрос отлучился по делам. Если не уйду до его возвращения, он меня не отпустит.
Афродита издает вздох.
– Да, мой сын весьма упрям, когда задался какой-то целью. Думаю, могу изменить свои планы на сегодня. Встретимся в саду через час.
Времени едва хватит, чтобы прибыть вовремя. Я иду к двери и натягиваю пальто.
– Хорошо. Спасибо, Афродита.
В ее голосе слышна зловещая улыбка.
– Не за что, милая. В конце концов, матери лучше знать.
Глава 31
Эрос
Не знаю, что полагается чувствовать, когда едешь запугивать и, возможно, убивать собственную мать. Я не чувствую ничего. Вместо этого в голове вспышками проносятся воспоминания, которые, как мне казалось, давно преданы забвению.
Как в восемь лет я застал мать плачущей на диване. Она рыдала и говорила, что весь город ополчился против нее.
Как в тринадцать смог в точности перечислить всех ее врагов – тех, которые, по ее словам, желали ей смерти. Я наизусть повторил их личные данные и прегрешения, которые они совершили по отношению к ней, и мать улыбнулась мне, будто я был ее самым любимым человеком на свете.
В мои семнадцать она попросила оказать ей услугу, так, сущую мелочь. Было чертовски просто задавать правильные вопросы, которые открыли правду о Дафне и Аполлоне. А потом мать окутала меня вниманием, словно летнее солнце.
В восемнадцать я впервые сказал, что не стану выполнять ее просьбу. И она быстро лишила меня своего внимания и своего присутствия. Как же безжалостно она наказывала меня, избегая днями, неделями, пока я не сдался и не сделал, что она просила. Возможно, моя мать – монстр, но другой семьи у меня нет. Мне не хватало сил стерпеть ее холодность. У меня не было больше никого.
В двадцать один я усвоил урок, который должен был усвоить еще много лет назад: она меня не любит. Сомневаюсь, что она вообще способна на это. Она видит во мне инструмент, который можно использовать, если того требует ситуация. А все мгновения нежности, слезы, оскорбленные чувства – все это было оружием, которое она использовала против меня. Это осознание убило что-то во мне, что-то, что считал невозможным вернуть, пока не встретил Психею.
После этого Афродита стала прибегать к более решительным мерам, чтобы возвращать меня в строй всякий раз, когда я с ней не соглашался.
Но даже когда все эти годы любви и обиды обернулись ненавистью, надо признать, что одна она оставалась в моей жизни. Будучи необходимостью или путеводной звездой, она всегда была рядом. И мне никогда не приходило в голову, что однажды ее не станет.
Что однажды моя рука приведет к ее гибели.
Я добираюсь до ее дома за сорок минут. Мать проводит большую часть времени в районе башни Додоны, но живет она на окраине Театрального района. Я так и не смог понять: то ли она и правда любит театр, то ли ей нравится быть покровительницей и музой артистов. Я в свое время нашел «Вакханок» потому, что мать таскала меня на постановки.
Она живет в особняке, а не в одном из многочисленных небоскребов, которыми усеян Олимп. Здесь даже есть небольшой огороженный забором двор, и я вхожу в него через ворота, выходящие в глухой переулок. Дом должны охранять сотрудники службы безопасности, но, похоже, мать опять всех распустила. Она ненавидит ходить со свитой вооруженных людей, поэтому ускользает от них при любой возможности. Раньше меня это безмерно огорчало.
А теперь играет мне на руку.
Я останавливаюсь во дворе. Весной в нем царит буйство цветов, безупречно подобранных, как для фотосъемки. Я никогда этого не понимал. Афродита постоянно развлекается, но редко делает это дома. Фотографии этого места она тоже почти не публикует. Будто вся эта красота создана только для нее, но сейчас я не могу об этом думать.
Отпираю заднюю дверь ключом и захожу в дом, не предупреждая о своем появлении. Сегодня воскресенье, а значит, она должна быть дома. Афродита не ходит в церковь и любит проводить ленивые воскресенья вдали от внимания общественности.
Вот только дом кажется необычайно пустым.
Я брожу из комнаты в комнату, испытывая отвращение от лавины воспоминаний, которую обрушивает на меня каждая из них. В этом доме я провел детство, и хотя оно было лишено нежности и безопасности, все было не так уж плохо. Замираю на пороге своей старой комнаты. Она – отголосок прошлого, сохранившийся в точности таким, каким я оставил его, когда съехал в восемнадцать лет, отчаянно желая хоть немного дистанцироваться от матери. Огромная кровать, постельное белье из смехотворно плотной ткани и одна подушка, занимающая обширное пространство матраса.
Я невольно захожу в комнату и озираюсь. На стенах нет постеров, но висят две картины в рамках, которые мать подарила мне в особенно напряженный период. Творческий псевдоним художника – Смерть, что в то время казалось мне особенно подходящим. На картинах крупным планом изображены побитые руки, создающие впечатление только что совершенного насилия.
На столе разбросаны бумаги, фотографии и прочий хлам, который собирают подростки. Записки от Елены. Старые школьные задания, которые так и не удосужился выполнить. Блокноты, исписанные заметками и информацией, собранной во время первых попыток вести слежку.
Открываю шкаф и смотрю на спрятанный внутри оружейный сейф. Сажусь на корточки и ввожу комбинацию, скорее по привычке. Дома я храню различное оружие и яды, но в этом случае будет лучше воспользоваться тайником, который Афродита держит в своем доме. Моя мать ничего не почувствует, она просто заснет, и на этом все.
Не могу думать о том, что тот же яд я намеревался