Императорский отбор - Сергей Чехин

— Вам надо разъяснить условия? — спросила с издевкой.

— Нет, — хмуро бросил немец.

Судя по угрюмой мордахе, Герман чувствовал легкую обиду — ведь это он должен был пороть девку, а проклятый бородач увел его хлеб прямо из-под носа. Теперь надо на ходу выдумывать и выкручиваться, ведь еще одно избиение вряд ли получит баллы за оригинальность. Амелия, тем не менее, думала иначе — для нее сибиряк стал наглядным примером того, что ждет ее — только еще больнее и жестче. Немец не привык уступать никому, и уж если соперник орудовал голой рукой, то Гессен неминуемо возьмется за палку. Но так как шпицрутена поблизости не оказалось, вполне сгодится и армейский ремень — широкий, прочный и тяжелый.

Конечно, я не умел читать мысли, но на поникшем бледном личике читалась покорная обреченность. Служанка стояла, как вкопанная, опустив голову и сцепив пальцы на переднике, и не смела даже шелохнуться в ожидании приговора. Зрители же, наоборот, словно очнулись ото сна и пребывали в заметном возбуждении — включая тех, кто прежде не проявлял к состязанию пылкого любопытства. Ибо все уже знали характер прусака и его несгибаемый напор, а значит, представление обещало быть весьма интригующим.

Однако Герман не спешил наказывать служанку, все еще находясь в задумчивой нерешительности. Наверное, соображал наиболее изуверский способ, чтобы и амбала победить, и впечатлить искушенную публику. Не знаю, сколько это продолжалось — может, около минуты или чуть больше, но напряжение передалось уже и мне. Наконец белобрысый шагнул вперед и взялся за пояс — ну, все понятно, сейчас пойдет веселье.

Я взглянул еще раз на дрогнувшие тонкие плечи и понял, что если хлыщ только попробует обидеть кроткую милашку, я наплюю на правила вечера и устрою знатный мордобой. Герман стоял спиной и потому никак не мог видеть ни вздутых желваков, ни стиснутых челюстей и кулаков, ни уничтожающего взгляда исподлобья. И все равно неожиданно для всех произнес:

— Я отказываюсь.

Придворные — в том числе и носферату — недоуменно ахнули. И даже непрошибаемая Софья в изумлении приподняла бровь и переспросила:

— Вы уверены?

— Да, — немец вытянулся по струнке, точно готовясь самому пройти через строй и отрывисто кивнул. — Можете меня вычеркивать.

И, крутанувшись на каблуках, вернулся к своему провожатому, все так же опасаясь смотреть по сторонам. Жестом подозвав лакея с подносом, опрокинул бокал, втянул голову в плечи и нахохлился, как сыч, хотя седобородый «капитан» встретил подопечного с улыбкой и вовсе не собирался ругать за малодушие и трусость. Которые, как показалось Гессену, он и проявил.

— Господин, но почему? — Амелия обернулась и прижала руки к груди. — Вы не должны проигрывать из-за меня! Просто… — со вздохом опустила глаза, — сделайте что-нибудь. Ничего страшного не случится, я готова потерпеть ради вас.

— Замолчи, — смущенно процедил наследник, все так же стоя ко всем затылком. — И иди сюда.

— Но я…

— Иди. Сюда, — по-военному строго отчеканил в ответ. — Живо.

Девушке не оставалось ничего, кроме как подчиниться и с кислой миной встать подле хозяина. И хотя участник снялся по доброй воле, что технически являлось поражением, вскоре раздались одиночные, но довольно громкие хлопки. Хлопала Софья — и судя по благородно-строгому выражению личика вовсе не для проформы. Готов поклясться чем угодно — ей пришлось весьма по нраву такое решение, и я был бы не я, если бы тоже его не поддержал.

И очень скоро к нашему дуэту присоединилась добрая дюжина — как из челяди, так и из благородных. Хлопали придворные дамы, хлопали гвардейцы и даже одна из приближенных фрейлин, невзирая на явно недовольную этим принцессу. Скромная, но искренняя овация дала Герману понять, что его поступок — вовсе не позор, а вполне себе достойный выбор. Парень в кои-то веки обернулся и смущенно отвесил поклон на радость сторонникам, после чего соревнование продолжилось.

Вызвали Каминского — вместе с ним вышла рослая девушка с короткими каштановыми волосами. На вид — полная противоположность Амелии: лицо точеное, строгое, взгляд резкий, а темные губы и сурьма на веках придавали сходства с готом — но не меланхоличной поэтессой и любительницей кофе под луной, а той, что предпочитается пожестче.

— Милая, подай шампанского, — попросил рыжий бес и расплылся в каноничной змеиной улыбке, при том глядя мне прямо в глаза — Джокер, блин, гребаный.

Служанка покорно исполнила просьбу, и передала бокал. Виктор протянул руку и нарочито ударил горничную по предплечью так, что несколько капель упали на штанину и лакированную туфлю.

— Вот же неряха, — протянул дворянин таким тоном, что Боря Моисеев рядом с ним — образец мужества и натуральности. — Опозорила меня перед самой принцессой. И что теперь делать?

— Простите, ваша светлость, — девушка потянулась к салфетке, что торчала из кармашка на переднике. — Я сейчас все уберу.

— Нет-нет, моя хорошая, — Каминский схватил ее за подбородок и приподнял голову. — Так дело не пойдет. Салфеткой я и сам вытереть могу. Вставай на свои чудесные коленки и слизывай — все до последней капельки.

Я ожидал, что бедолага хотя бы попробует возразить или замешкается на секунду — но нет, тут такому не учили и не поощряли. И прежде чем успел слово молвить, служанка уже бухнулась на колени и наклонилась к полу. Хлыщ при том сунул руки в карманы и заботливо подставил ногу, неотрывно пялясь на меня с ухмылкой, которую так и подмывало содрать с лица вместе с кожей. А делал он все это с единственной целью — спровоцировать на запрещенный конфликт. И смотрел с вполне конкретным вызовом — и что ты мне сделаешь? Ну, что? Давай, распускай руки и вылетай из конкурса, как и с последнего испытания.

— Стой! — окрикнул девушку, и та остановилась, но мучитель тут же на нее окрысился.

— Даже не думай останавливаться. Я твой хозяин и только мне тебе приказывать. А вам, сударь, — Каминский одарил меня самой мерзотной ухмылочкой, — советую не трогать чужие вещи без спроса.

— Вещи?

Я подался вперед, готовясь отработать на тощем мешке пару-тройку приемов, как вдруг ощутил ладонь на плече. Не глядя дернулся, думая, что это Альберт решил меня остановить, и тут услышал совсем другой голос:

— Погодите. Лучше я.

Мимо прошел Щедрин, на ходу закатывая рукава, и грозная поступь «хомячка» так удивила рыжего, что он оцепенел с вытаращенными зенками, не в силах поверить в дерзость обычно кроткого пухляша. Помещик же воспользовался моментом и двинул в наглую рожу с такой силой, что Виктор как стоял — так и шлепнулся на задницу. И даже когда из носа потекли две тонкие струйки, все в том же ступоре взирал на Руслана. Тот в свою очередь морщился и потирал кулак — удар вышел очень сильным, но столь же неумелым. Он не врезал ровно костяшками, а рубанул, как молотом или топором, и только широкие от природы кости уберегли смельчака от переломов.

— Внучек! — с оханьем и причитанием подбежала старушка-провожатая. — Ты чего наделал? А как же правила?