Один-единственный - Барбара Бреттон

Изабель усмехнулась.

— Нет. Как раз наоборот — толков было много, пока я жила тут. Я всегда была удобным объектом для сплетен.

— Дело в том, что ходят всякие слухи о твоем нынешнем положении. Мне бы не хотелось, чтобы тебе стало неудобно.

— Я не замужем, — сказала Изабель. — Но мне нечего стыдиться.

Малро похлопал ее по руке.

— Правильно. Так и должно быть. Ведь дети — это дар Божий.

Странно. Слова эти были сказаны очень убедительно и с явной искренностью. Изабель удивилась, отчего при этом по коже у нее побежали мурашки.

— Мы едем к папиному шале, — заметила она. Машина продолжала ползти вверх по склону горы. — Что вы задумали, Оноре?

— Там в спальне есть гардеробная, в ней полно дамской одежды. Я уверен, что там ты найдешь для себя подходящее платье.

— Господи, да что делал мой отец со всем этим женским тряпьем?

Она знала, что все эти годы Бертран не жил по-монашески, но, насколько ей было известно, его любовницы сами обеспечивали себя нарядами.

— Это одежда твоей матери, дорогая девочка. Принц Бертран был сентиментален.

— Поворачивайте обратно, Оноре, — приказала она. — Я не вижу в этом ничего забавного.

— Но ты же сама хотела побольше узнать о принцессе Соне, — сказал Малро, не обратив внимания на ее слова. — А я еще многое могу рассказать о ней…

В этом тоне Изабель услышала что-то неприятно знакомое. Если бы только понять, что именно.

— Я ничего больше не желаю знать о своих родственниках. Теперь у меня другая семья, и мне необходимы только эти люди.

Действительно, как много у нее теперь родных: Бронсон и ее малютка, Мэкси и Иван, Мэтти и Конни — ну чем не семейное гнездо?

— Кровные узы — это самое главное, дорогое мое дитя. Ты должна понимать это. Особенно теперь.

Снова мышцы спины свела судорога. А может, это уже живот?

— Но кровного родства бывает недостаточно, Оноре. Джулиана и я — прекрасный тому пример.

— Однако любовь побеждает все, — сказал он, и «бентли» рванул на крутой подъем. — В конце концов лишь она имеет значение.

Холодный пот проступил на затылке у Изабель.

— Джулиана покончила с собой. Я просто не понимаю, где здесь место торжеству любви.

— Это трагедия, — сказал Оноре. Голос его зазвучал холодно и совсем не убедительно. — Но из великой скорби всегда рождается что-нибудь прекрасное.

— Я… не понимаю вас.

— Ты и мой сын, дорогая Изабель, а еще ребенок, которого ты носишь под сердцем. — Наконец он сделал последний поворот к шале. — Мой внук.

Слова Оноре повисли в воздухе — между ними. Господи, кажется, в этой стране все посходили с ума.

— Я, должно быть, не расслышала. Вы же не сказали — «мой внук»?

— Именно так я и сказал, дорогое мое дитя. Не думала же ты, что сможешь вечно хранить этот прекрасный секрет?

— Не понимаю, о чем вы. Оноре вздохнул.

— Ради Бога, Изабель. Мы одни. Мы друзья. Или даже родственники. Во всяком случае, скоро станем родственниками. Хватит уже скрывать. — Он взглянул ей в глаза. — Когда Джулиана заподозрила неладное, Эрик признался мне, что это его ребенок.

Словно протестуя, живот ее сильно сжался.

— Никак не пойму, что тут у вас происходит, но, во всяком случае, могу уверить вас, что Эрик не имеет к этому никакого отношения.

— Твоя осмотрительность была объяснима при жизни сестры, но теперь Джулианы нет, дорогое дитя. И ты можешь хоть всему миру кричать о своем счастье. Ведь рождение сына — это предел мечтаний любого мужчины. А рождение внука — это лишь начало новых мечтаний! — Он потрепал принцессу по руке. — Ты сделала меня поистине счастливым человеком, Изабель, а я щедро награждаю тех, кто меня осчастливит.

— Я не хочу ваших наград, а хочу только одного, чтобы вы наконец поняли мои слова: этот ребенок — не от Эрика. — Она погладила живот, чтобы успокоиться самой и успокоить дитя. — И потом, вы не можете ничего знать о том, мальчик это или девочка.

Тогда Оноре рассказал ей об открытии, сделанном Джулианой незадолго до смерти. Он намекнул Изабель, что их с Эриком встреча в Нью-Йорке вовсе не была случайной. Если Эрик вел подобные разговоры, то неудивительно, что этот факт, добавленный к собственным подозрениям Джулианы, мог привести к такому трагическому концу.

— Ну, полно, полно, Изабель. У нас есть копия твоей сонограммы. Плод — мужского пола. — Когда машина пошла по склону Монт-Воллар, он снова посмотрел на принцессу. — И этот мальчик — Малро.

Горный склон. Чертово шале построено на краю обрыва!

Реки пота струились по спине Дэниела, когда он разгонял машину вдоль крутого подъема. На какой он теперь высоте? Четыре тысячи футов? А может, пять? Вот-вот какой-нибудь самолет пролетит рядом и приветливо помашет ему крылом.

Воздух, вне всяких сомнений, становился все реже. Дэниелу с каждым вдохом было труднее наполнять кислородом свои разрывающиеся легкие. Еще и ограждения на этих дорогах, как назло, отсутствуют! Взять хотя бы на два дюйма правее, и он плюхнется в эту живописную долину — черт бы ее побрал со всеми красотами! — превратившись в месиво из костей и металла.

— Держись, — приказал он себе. — Уже недалеко.

Точнее было бы сказать: не высоко. Он найдет этот дом, и он найдет в нем Изабель, живую и здоровую. Иначе и быть не может.

Изабель сидела молча и подсчитывала свои шансы. Живот ныл не переставая. Оноре ехал медленнее, чем обычно, и принцесса даже подумала о возможности выпрыгнуть из машины, но в этом случае она рисковала потерять ребенка. В конце концов это сейчас было для нее самым главным. Правда, от которой она пыталась отвернуться в течение последних двух часов, наконец-то встала перед нею во весь рост: она рожала.

Сильные боли в спине стали более регулярными, к ним добавились глубокие и мощные схватки живота — ритмичные сокращения матки. Ребенок явно собирался выходить на свет.

«Господи, прошу тебя, — взмолилась она. — Только не теперь!» Возле нее должен был находиться Дэниел, чтобы разделить счастливый миг рождения, как они делили радость зачатия. Изабель набрала в грудь побольше воздуха и сосчитала до десяти. Боль немного утихла, и она глубоко, неровно выдохнула.

— Дитя мое, что-нибудь не так?

— Все прекрасно, — солгала Изабель. — Просто ужасно стыдно, что так получилось.

Оноре сразу размяк.

— На самом деле все даже сложнее, чем ты себе представляешь. Дело в том, что я серьезный бизнесмен, Изабель, и кое-что в моей работе идет вразрез с представлениями толпы.

Пытаясь скрыть растущий в душе страх, она слушала Малро: сорок минут назад, говорил он, когда они садились в «бентли», жандармы уже ехали к замку, собираясь арестовать его.