Играть, чтобы проснуться. Первая книга - Глеб Сотник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цинбор фыркнул и замолчал, продолжая тяжело дышать, переживая дикую боль, никуда не ушедшую.
— Раз уж мы тут говорим, может, и ты расскажешь, как тебя угораздило предать отца и все племя? — спросил Лаки у второго гоблина.
— Они не хотели развиваться. Отец и вовсе сидит на заднице ровно и не чешется, — сказал Цинбор
— Сидел, — уточнил Лаки.
Гоблин не разозлился. Лишь впервые понимающе кивнул. Видимо, норов воина постепенно покидал его. Цинбор издал скрип зубами, напряг широкую гоблинскую спину и сел.
— Нас будут судить… — сказал он тихо, посмотрел на Курло и болезненно улыбнулся. — К слову, мне даже приятно, что вам пришлось лишить меня рук, чтобы я не представлял угрозы. Но вот умирать от рук брата… Даже сейчас не хочется! — выпалил Цинбор, к всеобщему удивлению выгнув спину назад, чтобы выпасть из телеги. Лаки выбросил обе руки, чтобы поймать его, но гоблин, будучи таким же ловким, как и всегда, извернулся и, выполнив кувырок уже на земле, резко встал.
— Цинбор! — закричал Джейк, отвлекаясь от разговора с Тиной.
Его рык сотряс пространство вокруг, так что все, кто находился в телеге, проснулись. Даже задремавший кучер открыл глаза и потрясенно смотрел на безрукого гоблина, дающего деру в лес. Цинбор был не только проворен, еще и ноги давали ему небывалую скорость. Наверное, только со скоростью ловкачей ему было не совладать.
Лаки хотел спрыгнуть, бежать за ним, но неожиданно маленькая рука опустилась на его плечо. Он повернулся и увидел тонкую нежную руку девушки. Тина смотрела на него, будто жалела не гоблина без рук, а самого парня. Такой взгляд удивил мечника.
— Оставь его. Он — потерянная душа. Отныне Цинбор’бар — изгой. Предатель, убийца, калека. Его пропажа ровным счетом ничего не меняет, — проговорила девушка, убирая руку с плеча Лаки.
Тот присел обратно и спокойно выдохнул. Цинбора уже не было видно. Дикий зверь мчался в лес, как к себе домой, съедаемый отчаянием, болью и злостью.
— Он не придет к лесникам. Да и к другим гоблинам тоже. В городах он вскоре будет объявлен в розыск, «Гарон» вряд ли примет калеку в свои ряды. Да и что он может сейчас, кроме как быстро прыгать и бегать? — подтвердил слова Тины Лион. — Я даже сказал бы так… Люмрику не надо знать, что он жив.
Неловкое молчание воцарилось вокруг. Проснувшийся вместе с магом Волхви невольно кивнул головой, не сразу поняв сам себя.
— Если Люмрик будет знать, что жив его брат, то будет его искать. Но истина заключается в том, что Цинбор — не тот, кого нужно найти. Он действительно, — Лион показал на Тину в подтверждение ее слов, — потерянная душа. Но мне нужно знать наверняка, что никто из вас не расскажет Люмрику правду.
Лион посмотрел на Волхви. Тот согласно кивнул:
— Цинбор больше не будет моим братом. Мой Цинбор и правда умер! — гордо заявил мальчик.
Лион довольно кивнул и посмотрел на Курло.
— Я уж тем более не расскажу. Мне это незачем. Если вы замолвите слово за мое выживание, то и вовсе навру все, что скажете, — пробормотал принц.
Лион по очереди посмотрел на всех остальных, кто ехал в телеге. Каждый кивнул, соглашаясь на обман ради спокойствия.
— Скажем, что в очередной раз, когда этот предатель пытался сбежать, я лишил его жизни. Пусть Люмрик винит меня. Если уж и признает предателем, то только человека, рука которого убила его брата. А вас не тронет. Но знакомы мы с ним достаточно давно… Думаю, не умрет сегодня никто! — сказал Лион, пытаясь улыбаться очень широко.
Лаки посмотрел в уголки его глаз и понял: это натянутая улыбка. Чтобы никто не переживал за себя и за него. И именно это напрягло Лаки настолько, что он стал волноваться за мага.
Цинбор бежал от повозки, не спотыкаясь, не оборачиваясь, но внимательно слушая, бежит ли кто следом. Сначала он решил, что оглох. Болевой шок, может, страх или иные эмоции — что-то должно было приглушать звук шагов преследователей. Ведь за ним, мятежным принцем лесников, не могли не гнаться! Однако спустя несколько минут он позволил себе на секунду обернуться. Перепрыгивая через корень какого-то дерева, сильно выпирающий из земли, он на миг повернул голову назад. И не увидел ни одного преследователя. Через полминуты он вновь обернулся, но теперь остановился. Никто и не пытался за ним гнаться. Дорога ушла из виду, но все еще можно было услышать громкий голос Джейка. Они будто бы и не заметили, что Цинбор сбежал. Гоблину даже захотелось вернуться. Спросить, когда это он успел перестать быть для них угрозой, которую нельзя упускать.
И тут же он опустил взгляд на руки. Зубами снял с рук последние остатки ткани и взглянул на то, что осталось. Правая рука была лишена кисти. Лекари Черной чешуи позаботились о его здоровье, поэтому и левая рука оказалась зашитой. Однако та уже отсутствовала по локоть. «И что теперь?» — подумал Цинбор.
Действительно, сейчас сложно было сказать, что же нужно делать. И что можно. Руки были для Цинбора всем. Оружием и инструментом. Может, он и был до сих пор ловким ящером, но без сабель ничего из себя не представлял. Сейчас вопрос стоял иначе. Если раньше не совсем было ясно, как он займет трон лесников, то сейчас непонятно было, проживет ли он хотя бы день.
За Цинбором никто не бежал. Это уже точно. Он потрогал обрубком правой руки бороду. Она снова отросла сильнее, чем он планировал. «Отец…» — подумал Цинбор, даже и не зная, о чем нужно думать после. Он не мог и шепотом произнести это слово. Только вспоминал Норина. Конечно, Цинбор чувствовал свою вину за смерть отца. Но он винил и самого отца. Если бы тот не передал силы Люмрику, все было бы отлично. Даже не умер бы никто! И не было бы предательств! Цинбор стал бы вождем, а Люмрик остался бы при своем, в любви и заботе, Норин ушел бы на заслуженный отдых, Курло получил бы уважение отца. Никто бы не был в настоящем проигрыше. А сейчас? Норин мертв. Курло и Цинбор потеряли всяческое уважение и надежду на хорошую жизнь. И только Люмрик остался в выигрыше! А главное — он даже не планировал такого!
Цинбор с силой ударил правым локтем по дереву. Кора отлетела от него, по дереву прошла дрожь, заставив листья громко зашуршать. Он повернулся в сторону дороги и