Путь слез - Дэвид Бейкер

– Так, вот здесь, достойное место.

И правда: старый дуб словно стоял на посту. Отсюда долина внизу раскрывалась как на ладони. В сердце роскошных земель восседало оно, сильное дерево, с крепкими дюжими корнями, раскидистое и решительное – под стать самому Георгу.

Петер, Фрида, Мария и Гертруда омыли костенеющее тело водой из луж, пока остальные рыли могилу, голыми руками вычерпывая грязь. Петер опустил Георговы веки и сложил его руки на груди. Девочки пригладили ему волосы и поправили истрепанные тунику и гамаши.

Когда все было готово, Вил, Ион и Отто отнесли Георга к могиле и бережно положили его в нее – ногами на восток, в ожидании Воскресения.

– Да, так хорошо, так солнышко будет пригревать его, – всхлипнула Мария.

Дети по очереди стали закрывать могилу камнями, пока не выложили настоящий курган. Карл воткнул в изголовье свой крест, а Мария положила букет полевых цветов над сердцем мальчика. Петер всхлипывал и давился слезами. Душераздирающая молитва лишила его сил. Язык не желал слушаться, и он с большим усилием выговорил в конце привычное: «In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti…».

Священник запнулся и вновь поднял руки к небесам:

– Господи небесный, неисповедимы пути Твои. Твои промыслы тайны для нас. Прими же сейчас Своего доброго слугу, прекрасного юного лорда, в Свои объятья. Пусть Твои ангелы отнесут его к Твоему столу, где бы он пиршествовал в присутствии своего Спасителя. Облачи его в наипрекраснейшие Твои одежды. Да воздадут ему почести, достойные его. Пусть он веселится в сиянии света Твоего, наслаждается в садах славы Твоей, во веки и веки веков. Аминь.

По щекам старика потекли слезы, когда он снова достал свой драгоценный свиток. Медленно развернув одну из страниц он промолвил:

– Дети, дети мои, драгоценные агнцы. Невзгоды, которые мы с вами пережили, не поддаются моему уразумению.

Но, думается, смерть Георга зовет нас взглянуть далее той боли, которую мы переносим на пути. В своей смерти мальчик подарил нам то, что он дарил и при жизни – драгоценность сокровище от самого Бога, – то, что зовут Любовью.

И смотрите, у нас появилась надежда. Надежда, что Любовь восторжествует над невзгодами. Верно, память о нашем милом Георге всегда будет напоминать нам, что где любовь – там надежда, и вместе они победят тьму.

Я и прежде читал вам сей отрывок, и снова прочту, ибо святые слова надобно произносить в часы, подобные этому. Слушайте – и вы увидите в словах доброе сердце нашего Георга.

Петер медленно вытер глаза рукавом и задержал взгляд на Марии, которая нежными пальцами бережно положила цветы поверх могилы. Затем, словно сами небеса засвидетельствовали о правоте слов священника, сквозь бегущие облака на землю упали длинные ясные лучи солнца и бриллиантами света осыпали потрепанный отряд детей, понуро опустивших головы.

Петер взял лист дрожащими руками, но его голос не проявил ни малейшего намека на трепет или сомнение. Он говорил с такой уверенностью, что собравшимся почудилось, как долина, лежавшая под ними, внезапно притихла, отдавая наибольшую дань почести – своему Всевышнему.

– «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает».

Только сейчас голос Петера дрогнул, и священник, упав ничком, зарыдал.

Крестоносцы окружили могилу, утопавшую в цветах, и взялись за руки, чтобы спеть свой гимн, хотя немногие смогли допеть его до конца.

– Ах, – всхлипывал Карл. – Мне… так жаль, так жаль. Мне так стыдно.

Другие согласно закивали. Им стало неприятно, что они сами втихомолку презирали Георга за его добродушие, и скрыто ненавидели за благородное происхождение. Спустя долгое время на ночном своде появился месяц и озарил сокрушенный отряд, который разжег небольшой костер и лег спать возле Георга – в последний раз.

Тихо наступило утро, и свет ясного неба ласково пробивался сквозь сомкнутые веки спящих крестоносцев. Пробудившись, Карл принялся опасливо трогать порезы на шее и синяки на руках и ногах. Он встал на постели и, увидев могилу Георга, жалобно простонал. Затем он проверил, на месте ли цепочка, и бешено вскочил на ноги.

– Вил, Вил, где моя цепочка? Я должен найти свою цепочку!

Вил сдернул ее со своего пояса и зажал в кулаке.

– Дьявольская штука! Нужно было еще вчера скинуть ее со скалы!

Вил развернулся на пятках и швырнул украшение за ближний горный выступ. Мальчики молчаливо провели глазами ее полет.

– Что ты наделал? Это подарила мне мать. Ты всегда завидовал мне, так я и знал!

– Чего? Из-за этой безделицы? – прорычал Вильгельм. – Это не был подарок, болван, да и не любила она тебя. Это была всего лишь плата за твои услуги.

Карл непонимающими глазами уставился на брата.

– Ты всегда плохо соображал. Проклятая цепочка не была подарена из любви. Ты заработал себе ее тем, что вечно вертелся под ногами, вечно улыбался, поддакивал и со всех ног бежал, куда пошлют. – Вил резко показал пальцем на могилу Георга. – Ежели ты ищешь любви, то она лежит там. Георг любил тебя слепой глупец, не по долгу, а просто так.

У Карла задрожал подбородок.

– Я вовсе не добрый человек, и… я не достоин доброты.

* * *

После долгого завтрака Вил приказал всем собраться под Георговым деревом, и уже к заутрене они шагали к узкой долине пеки Аре и селению Мейрингер. Удача не улыбнулась им в тот паз и с пустыми руками они свернули с дороги в направлении столбика дыма, который вился над дальним лесом. Быть может там, чаяли они, им попадутся приветливые крестьяне, которые уделят путникам немного хлеба.

Не найдя благожелательности и в новой деревне, крестоносцы разбили лагерь и съели последнее из запасов, жадно проглатывая полоски свинины и прогорклые сухари. Съев все подчистую, они расположились у костра, и отдались его теплу, которое навевало приятные воспоминания о Георге. Фрида улыбнулась. Она перестала заплетать свои золотистые волосы и произнесла:

– А помните, как он убегал от разбойников в том одеяле, что едва прикрывало его? Как сейчас его вижу!

– Jа, – поддакнул Отто, давясь смехом. – А тунику, которую Карл нашел для него в Базеле?

– Я был уверен, что она лопнет на нем, – засмеялся Конрад. Карл вспомнил, как смешно и нелепо Георг выглядел в тесном наряде, и сам улыбнулся.

– Я не сомневался, что одежда подойдет для него. Она бы, верно, вместила двух крестьянских детей, но на одного богатого ее не хватило!

– А стрижка, Карл, стрижка? – фыркнул Ион.