Сначала было весело - Александр Варго

Всхлипнув, смахиваю с носа слезинку.

Когда я отсюда выберусь, постараюсь забыть все эту мерзость.

Главное сейчас – выжить и вырваться на свободу.

А для этого нужно…

Решительно встав, вытираю рукавом глаза, натягиваю на лицо улыбку и приближаюсь к решетке.

Удачно.

По коридору, то и дело останавливаясь, чтобы прочитать пару строк, медленно движется Мордоворот.

Обхватив себя так, чтобы руки сжали груди, сделав более дерзкими, с волнующей ложбинкой между ними, поправляю халат, добиваясь некого намека на обнаженность. Виднеется краешек коричневого ореола соска, но не больше, сквозь разошедшиеся полы просматривается шелковистость внутренней поверхности бедра. Взгляд из-под ресниц. Замираю.

Надзиратель, приблизившись, обводит взглядом ближайшие камеры. Скользит по мне, но, не задержавшись, возвращается к раскрытой книге.

Губы шевелятся, беззвучно повторяя прочитанное.

Замерев неподвижно, томно вздыхаю и жду.

Оторвав взгляд, Мордоворот прикрывает книгу, держа палец как закладку, и двигается дальше.

Усилия пропали всуе.

Вздохнув, поправляю халат и приваливаюсь к решетке.

Сдаваться я не намерена.

К любому человеку можно найти подход, главное, вычислить, чем его можно заинтересовать. Это как рыбалка. Одна рыбешка на червя идет, другая – на хлебный мякиш, а третья разве что на опарыша клюнет. Так и люди. С одними только про политику оброни слово – они до вечера правительство костерить будут, а другие при упоминании сплетен о звездных аморальных поступках словно оживают: в глазах блеск, а тело в охотничью стойку непроизвольно становится. Главное, найти нужную тему.

Потратив минут двадцать на то, чтобы пройтись в дальний конец коридора, здоровенный надзиратель начинает движение в обратную сторону. Я его не вижу, но слышу шаги. Ближе, ближе, замерли… читает, опять приближаются. Топ, топ.

Появляется в поле зрения.

Откашлявшись, собираюсь с духом.

Вот он уже совсем близко, замирает, обводит взглядом ряд камер, читает. Закрыв книгу, движется мимо.

– Извините. – Я окликаю Мордоворота.

Надсмотрщик удивленно оборачивается.

– Да?

– А что вы читаете?

– Книгу. – На лице легкий намек на ухмылку.

– Простите, а какую?

Здоровяк показывает обложку. Кожаный переплет без единого опознавательного знака. Такие раньше в бумажных суперобложках продавали.

– Эту.

– А что это за книга? – продолжаю настойчиво допытываться. На вопросы Мордоворот отвечает охотно, не выказывая раздражения, а значит, буду считать, что идет на контакт. Сейчас никаких других способов привлечь его внимание не вижу. А привлечь нужно. Уж очень заманчивая штука находится в его комнате.

– Сборник поэзии.

– Поэзии? – переспрашиваю я. – Вы увлекаетесь стихами?

– Только хорошими.

– А эти хорошие?

– О да!

– Если это не покажется вам верхом наглости, – заискивающе улыбаюсь я, – почитайте мне хотя бы немного. Пожалуйста.

Мордоворот задумчиво смотрит прямо мне в лицо. Но о чем он думает, по холодным глазам не понять. В равной степени парень может прикидывать, как я поведу себя в постели, или перебирать прочитанное, выискивая наиболее понравившееся.

Продолжая улыбаться, добавляю во взгляд заискивающих ноток. Отец называет такой мой взгляд собачьим, как у маленького щенка, добавляя, что устоять перед ним невозможно.

– Хорошо.

– Спасибо, Петр Евгеньевич.

Открыв книгу, надзиратель читает:

– Греши и не стыдись греховных наслаждений, открыто говори, что молишься на зло, и аромат свирепых преступлений – вдыхай, пока блаженство не ушло.

Прямо лозунг Господина Кнута.

Подняв на меня взгляд, Мордоворот интересуется:

– Ну как?

– Сильно. Это один из лучших стихов Ницше, на мой вкус.

– Вот как? – На лице собеседника появляется легкое удивление.

Я и сама порядком ошарашена. Поэзия – не моя сильная сторона. Кроме школьной программы, авторов с десять читала. И тех вскользь. Просто повезло, что именно этот стих отложился в памяти. Но нужно развивать успех.

– Да. Он произвел на меня впечатление.

Мордоворот ничего не говорит, закладывает пальцем книгу и бредет прочь.

Разочарованная, возвращаюсь на кровать.

Пролет.

Чем же еще можно зацепить этого парня?

В очередной раз проходя мимо, надсмотрщик бросает на меня более пристальный, нежели ранее, взгляд.

Напрягаюсь, но он движется дальше.

Попробовать позвать еще раз?

Но излишняя навязчивость раздражает, а мне этого не нужно.

Жду.

Выпитый за завтраком чай просится наружу, терплю. Раскорячившаяся над ведром девушка – не самое эстетично привлекательное зрелище, да и стыдно.

Где-то через полчаса Мордоворот останавливается у решетки.

– Если хочешь, – протягивает он томик, – можешь взять.

– С удовольствием, – вскакиваю я. – А можно?

– Бери.

– Ой, большое спасибо, Петр Евгеньевич.

Разворачивается и уходит прочь.

Увесистый томик приятной тяжестью лежит на ладони. Обнадеживающий жест.

Скрипит кресло.

Решив, что Мордоворот расположился отдохнуть, снимаю крышку с отхожего ведра.

Какое облегчение!

Как трудно приходится тем узникам, чьи камеры расположены напротив комнаты надзирателей. Либо терпи до ночи, пока свет притушат, либо наступай стыду на горло.

Сев на кровать, открываю книгу.

Глаза бегут по строкам, цепляясь за страшные слова «смерть», «убей».

А в голове вертятся идеи, как лучше потом отдать прочитанную книгу. Процитировав что-нибудь на память и попросив еще? И когда? Не слишком долго, а то подумает, что не читаю, а просто взяла, но и не слишком рано, чтобы не возникло мысли, что просто пробежалась глазами, не получая удовольствия от прочитанного.

Прислушиваюсь.

В Нинкиной камере скрипит стул. В минуты плохого настроения подруга начинает качаться на стуле, удерживая равновесие на двух ножках. Привычка еще со школы. Мне она прекрасно известна, недаром два последних года за одной партой просидели.

С другой стороны доносятся ритмичные вдохи-выдохи.