Сын менестреля. Грейси Линдсей - Арчибальд Джозеф Кронин

узкой, извилистой и крайне опасной дороге, дальше через перевал Сен-Готард, не через туннель, через границу и по отвратительным дорогам в Милан, а потом, когда с делами покончено, ланч — и обратно сюда, как раз к чаю.

Звучало это совершенно фантастично, но я поверил ему.

— Вы, должно быть, первоклассный водитель.

— Лучший из лучших, — снова ослепительно улыбнулся он. — Я вожу эту машину так, как объезжаю чистокровного жеребца, работая коленями.

— Вы отправляетесь прямо сейчас?

— Конечно.

— Тогда увидимся за чаем.

— Я вас обязательно найду. Я вам покажу класс, — в очередной раз блеснул он зубами.

Я вернулся в отель, чувствуя, что для одного утра событий многовато, и, выпив наконец кофе, решил рассказать обо всем Десмонду, который уже успел позавтракать и ждал меня в номере на балконе.

— Думаю, я уже видел этого парня, — спокойно сказал Десмонд. — Большой и сильный. Должно быть, родом с севера Италии. Только такой и сможет держать Клэр в узде. И какая удача, что ты встретил мадам Донован. Теперь нам не дадут от ворот поворот. Хотя, как мне кажется, она вряд ли меня примет.

Итак, в десять часов мы прошли по деревенской улице, миновали стариков, сидевших под старым дубом, и оказались перед массивными коваными воротами поместья, которые тотчас же распахнулись перед нами, хотя привратник и сказал Десмонду по-итальянски:

— Мадам сегодня не принимает, сэр. Но вы можете пройти на террасу.

Мы медленно пошли между высокими деревьями, над которыми в лучах солнца кружили галдящие грачи, направляясь в сторону дома. Идущая в гору подъездная дорожка была тщательно разровнена, а зеленый газон вокруг нее аккуратно подстрижен. Слева раскинулся окруженный стеной сад. Сам дом, сложенный из серого камня, отличался простотой и лаконичностью. Квадратный и очень большой, он был окружен крытой террасой — незаменимой защитой от холодных швейцарских зим.

В южной части террасы шли какие-то приготовления, заставившие Десмонда ускорить шаг. На покрытом ковром плиточном полу был установлен детский манеж, рядом с которым на стуле с высокой спинкой чинно восседала няня из швейцарских немцев, облаченная в безупречное льняное форменное платье с часиками на груди и высоким, тугим, накрахмаленным воротником, свидетельствующим о высоких моральных качествах обладательницы сего одеяния. А внутри манежа я увидел маленький живой агукающий комочек в ползунках, который умильно смотрел на Десмонда, стоявшего на коленях подле манежа.

— Она узнала меня, мое солнышко! — прошептал Десмонд, сглатывая катившиеся по щекам слезы. — Как только она меня увидела, ее милое личико просияло улыбкой узнавания.

И все же кто знает? Ведь он нянчил это крохотное существо, купал и укладывал в колыбельку, и его образ мог вполне сохраниться в уголках ее памяти. Десмонд пришел к своей малышке не с пустыми руками. Он принес ей в подарок маленькую погремушку из серебра и слоновой кости, которую весьма предусмотрительно вручил няне. Та приняла игрушку со сдержанной улыбкой благодарности, внимательно оглядела ее, тщательно протерла чистой белой тряпочкой и отдала ребенку. Воздух вокруг тут же наполнился счастливым детским смехом, сопровождаемым звяканьем погремушки. Я решил, что будет лучше оставить Десмонда наедине с дочкой; более того, я ни минуты не сомневался, что он наверняка сможет снискать расположение и даже доверие чопорной няньки, которая рано или поздно разрешит ему взять на руки его собственное дитя. Десмонд, похоже, уже сумел растопить лед, обратившись к ней на швейцарско-немецком диалекте.

Вернувшись в гостиницу, я попросил портье приготовить мне ланч для пикника и отправился к себе в номер, чтобы переодеться в шорты, джемпер и теннисные туфли. Когда я спустился вниз, на стойке портье меня уже ждал упакованный ланч. Да, «Владычица озера» — прекрасный отель!

Вернувшись в поместье, я оставил ланч на скамейке в парке под деревом и отправился на пробежку, успев за это время здорово соскучиться по физическим упражнениям.

И я начал разминку: пятьдесят ярдов трусцой, затем следующие пятьдесят ярдов быстрым шагом. Замечательный метод, позволяющий двигаться вперед сколь угодно долго и при этом не уставать. Кружа по парку, я выяснил, что Десмонду тоже в каком-то смысле удалось продвинуться вперед. Сперва ему предложили подушку, чтобы подложить под колени, затем — стул, на котором он устроился с ребенком на руках. Но меня не оставляло смутное ощущение, что за мной кто-то наблюдает из занавешенного окна верхнего этажа.

Я все еще продолжал бегать, когда колокол прозвонил полдень, созывая стариков из дома престарелых, правда, не на молитву, а всего лишь на обед. Мне тоже пора было подкрепиться, тем более что Десмонда, няни и младенца уже не было на террасе. Вместо душа я наскоро обтерся салфеткой, в которую был завернут ланч, надел джемпер и присел на скамью.

Ланч был выше всяких похвал! Ничего лишнего, только великолепный сэндвич с ветчиной, кусочек эмментальского сыра между диетическими печенюшками с маслом и фрукты: яблоко, апельсин и божественно сочная груша. После интенсивной пробежки еда показалась мне особенно вкусной. Затем я аккуратно завернул фруктовую кожуру в салфетку и с удовольствием растянулся на скамье в тени деревьев. Я был готов провести в этом райском уголке хоть все лето. И вообще, Десмонд уже изрядно меня утомил. Последнее время мы постоянно были вместе, а если учесть его озлобленность и неустойчивое душевное состояние, то легко понять, что в данный момент он был не самым приятным компаньоном. Но я дал бедняге честное слово и, как бы там ни было, обязан был его сдержать.

Должно быть, меня сморил сон, так как, когда я проснулся, на часах была уже половина третьего. Неожиданно на аллее, ведущей к обнесенному стеной саду, я заметил совершенно очаровательную процессию: няню, Десмонда, толкавшего перед собой открытую коляску с ребенком, и двух керри-блю-терьеров.

Несколько минут я наблюдал за ними, весьма довольный тем, что все прошло тихо и мирно, без вспышек ярости и откровенной враждебности. Я понял, что моя помощь больше не требуется, и решил вернуться в отель. Я уже пересек парк и вышел на центральную аллею, когда заметил на террасе женщину, сделавшую мне знак подойти поближе. И хотя мне не слишком хотелось снова встречаться с мадам Донован, я не осмелился пренебречь ее приглашением.

— Я не могла вас отпустить, не извинившись за свое оскорбительное замечание сегодня утром.

— Ради Бога, не волнуйтесь, мадам. Профессия сделала меня привычным к грубым выпадам.

Она замялась и наклонилась вперед, словно желая доказать, что намерения у нее самые лучшие:

— Разрешите угостить вас чаем. Здесь, на террасе.

— Благодарю вас, мадам, — вежливо улыбнулся я, не в силах отказаться.

— Не сомневаюсь, вы просто