Рождение победителя - Артем Каменистый

Здесь все. Теперь надо спуститься вниз и заглянуть в замок. Там ограблю кузнечные запасы, чмокну Альру, что-нибудь перехвачу на кухне из горячего и, жуя на скаку, помчусь назад, в темнеющий лес. Спать некогда – сегодня еще многое надо успеть.

Кстати, по пути можно пообщаться с Зеленым. Тем более что епископу обещал исповедаться перед пернатым. У меня настроение сейчас почему-то интересное – энергия бьет гейзером. Прямо-таки жажда деятельности достигла апогея. Поражение и кровь не сказались на настроении пагубным образом – скорее, наоборот. И это хорошо.

Лишь бы все получилось.

* * *

«Продолжение отчета добровольца номер девять.

Отчет совмещен с исповедью.

Здравствуйте, дядя Ваня. Спешу сообщить важные известия. Помните, вы рассказывали, что конкуренты успешно заслали сюда добровольца номер четырнадцать? Того самого маньяка с бензопилой из недорогого фильма? Так вот, я обнаружил кое-что подозрительное: возможно, таких успешных засланцев было два. Первый – тот самый потрошитель, второй – бывший или действующий президент той самой страны. Встретил мулата по имени Обама – очень насторожился и теперь намерен следить за ним в оба.

А еще у меня неприятности – я проиграл сражение. Завтра попробую взять реванш, для чего намерен использовать возможности танка. Вы спросите: «В своем ли вы уме?! Танк ржавый и ни на что не годен, кроме как ржаветь и дальше, пребывая в сарае. Как вы намерены его использовать?!» А я отвечу, что это военная тайна.

Вам если все расскажешь – так вы аннулируете заявку на пулеметы, отмазавшись тем, что я и без них выкручиваюсь ловко и вообще умею из содержимого сортира изготавливать шоколадные конфеты.

Так что продолжаю ждать подрыва Вселенной и последующей посылки с пулеметами.

Четыре часа назад я убивал, меня самого пытались убить, а я еду верхом на кусачей кобыле и несу разный бред попугаю. Пожалуй, епископ был прав: при таком душевном разладе и впрямь исповедь не помешает. А лучше психиатр…

Теперь, собственно, сама исповедь.

Зеленый, я очень грешен. Убиваю людей, сожительствую с девой, не отягощая себя брачными узами, не соблюдаю постных дней, употребляю алкоголь (хотя не уверен, что это грех). Перестань так волноваться – я и без того знаю твое мнение по этому вопросу. Ну как? Отпустишь грехи? Что?! Ах ты жадная алкоголическая скотина! Жмот! Еврей летающий! Да я на столько не нагрешил еще!»

Климат в Межгорье не сказать чтобы тропический, но холодные зимы здесь редкость, а снега можно годами не видеть, если не приглядываться к далеким северным вершинам. Однако нам «повезло»: и морозы получили, и метели – все удовольствия сразу. Разве что серьезные водоемы продолжают сопротивляться – льда на них нет. Сейчас, правда, погода немного наладилась, но все равно холода стоят – днем около нуля, ночью небольшой минус.

Жителям Челябинска по суровости до здешних аборигенов очень далеко. Туземцы могут в лютую стужу под открытым небом ночевать с таким сладостно-оглушительным храпом, что деревья шатает. И плевать им, что сверху снег, сбоку ветер, снизу земля мерзлая, а где-то рядом чудища бродят.

Но это касается не всех. В силу природного любопытства я расспрашивал разведчиков о мелочах, которые они подметили у демов. И хорошо запомнил, что те при каждом удобном случае старались развести костры и толкались вокруг тесным кругом, грея ладони. Поверх доспехов закутывались в плащи, накидывали одеяла, при отсутствии огня могли подолгу сидеть на корточках, обхватив руками колени, – так меньше потери тепла.

Демы живут на юге – они привыкли к жаркой погоде. Им здесь неуютно, вот и не упускают ни единой возможности погреться.

Я человек добрый и в душе закоренелый пацифист. То, чем приходится заниматься в новой жизни, мне не всегда нравится. Но куда деваться, если очень хочется эту самую новую жизнь растянуть, а многие почему-то против. Бегать бесполезно – со своей способностью везде находить неприятности я далеко не уйду, да и от старых грехов не скроюсь: стражи здесь великая редкость и предмет повышенного интереса. Разве что сварить наконец Зеленого, избавившись от такой предательской приметы? Идея любопытная – на досуге надо будет с ним ее обсудить.

Вот интересно: откуда замшелый пацифист может столько знать о снарядах? Те, кто исповедует жизнь, лишенную насилия, подобными вещами не интересуются.

Я, если не вспоминать рискованного детского периода, когда все мальчишки временно превращаются в пироманьяков, тоже ничем подобным не интересовался. Кое-какие кусочки теории запали в голову во время подготовки к заброске. Яйцеголовые всерьез рассматривали сценарий, при котором я попаду в мир, где цивилизация достигла уровня нашего девятнадцатого века. Этого вполне достаточно для создания установки, а с аборигенами за помощь я могу расплатиться некоторыми знаниями. К примеру, конструкциями несложных артиллерийских взрывателей, прицелов, баллистических вычислителей и прочего.

К сожалению, учить меня разбираться в маркировке боеприпасов земных армий они не сочли нужным. И применять их в диверсионной деятельности тоже не натренировали.

Ну и не надо – у меня своя голова имеется и свой опыт.

Был у меня хороший друг – Миша. Хотя почему был? Есть… За стеной, которую преодолеть ох как непросто, но есть. Удачи ему и счастья побольше. Отличный человек. Достойный.

Что-то я отвлекся…

Так вот – жизнь у Миши была несколько сумбурной, но так как душевный стержень в нем неслабый, он всегда находил возможности для не совсем обычной деятельности. Нет, не экспериментировал с алкалоидами индийской конопли, не участвовал в гей-парадах, не рыскал по стихийным рынкам с бейсбольной битой в поисках представителей неславянских народностей. Он человек идейный, причем идей у него много.

Одна из них: СССР велик, а его обломки – политически-аморальный хлам. Советские люди в годы Второй мировой войны совершили подвиг, а гнилое общество современных предателей решило это забыть.

Миша не состоял в гнилом обществе – Миша ничего не забыл.

Каждый год он дожидался тепла, одевался в затасканный камуфляж, взваливал рюкзак на плечи и уезжал в лес. Гнилое общество однажды попыталось его остановить, из-за банальной кабацкой драки закрыв в тюремное учреждение. Но, даже пропустив из-за этого лето, он все равно вырвался осенью, пусть и ненадолго.

В лес он ездил, разумеется, не за грибами или ягодами. В компании таких же идейных ребят и примкнувших к ним несознательных представителей гнилого общества, ищущих путей исправления или просто приключений, он рыскал по местам былых сражений, разыскивая останки павших солдат. Кости собирали в мешки, в конце сезона их обычно хоронили. Не просто так, а как полагается: с оркестрами, попами, залпами в воздух, гробами и речами представителей районных администраций.

Миша, выходя из напичканного скелетами леса, был обычно грязен, угрюм, небрит, нетрезв и злоречив и сильнее, чем когда-либо, ненавидел породившее его общество. Доходило то того, что он поколачивал самых несимпатичных его представителей, из-за чего буйного поисковика нередко принимали менты. Пару раз при нем находили ржавые гранаты, патроны и прочие предметы из разряда «эхо войны», и тогда уже принимали серьезно, вплоть до сырых стен следственного изолятора и вмешательства серьезного отца.