Я не боюсь летать - Эрика Джонг

Моя беда, что я во всем хотела первенствовать. Быть первой любовницей. Первой в умении вожделеть. Первой в умении страдать. Первой жертвой, первой идиоткой… Если у меня все время была чесотка, то по моей, черт меня дери, вине, из-за желания всегда быть первой. Мне непременно требовалось найти такого мужа, чтобы он был первым из всех чокнутых, второй брак состоялся с самым непроницаемым человеком. Первая книга – самая смелая, паника после выхода книги в свет – самая бескрайняя. Полумеры меня не устраивали. Если уж я вознамерилась выставить себя идиоткой, завязав роман с бесчувственным негодяем, то непременно на глазах всего мирового психиатрического сообщества. Более того, уехать с ним в пьяное путешествие, в котором мы оба вполне могли погибнуть. Преступление и наказание в одной маленькой подарочной коробочке. Если адресат не найден, вернуть отправителю. Но отправитель-то кто? Я. Я. Я.

А потом, ко всему прочему, я вдруг надумала, что беременна. Только этого сейчас не хватало. Жизнь и так превратилась в кошмар. Мой муж находился бог знает где. Я была одна с чужим мужчиной, которому на меня наплевать. И к тому же я, видимо, беременна. Что я пыталась доказать, свою выносливость? Зачем превращать жизнь в постоянное испытание на прочность?

Никаких оснований считать, что я беременна, у меня не было. Месячные начались вовремя. Но те или иные мысли всегда возникали без каких-либо на то реальных оснований. И для паники не было каких-либо реальных оснований. Каждый раз снимая колпачок, я ощупывала шейку матки – нет ли чего. Почему я никогда не знала, что происходит во мне? Почему тело оставалось для меня загадкой? В Австрии, в Италии, во Франции, в Германии – всюду я ощупывала шейку матки и взвешивала возможные варианты. И неизменно обнаруживала, что беременна. Я думала, что буду носить ребенка, не зная, родится ли он светловолосым и голубоглазым, как Адриан, или узкоглазым, как Беннет. Что делать? Кто возьмет меня – такую? Бросила мужа, и он никогда не простит меня и не примет назад. А если родители и помогут, то возьмут за это такую эмоциональную цену, что мне придется снова превратиться в ребенка и во всем полагаться на них. Сестры решат, что так, мол, мне и надо – я получила свое за беспутное поведение. А друзья, выказывая притворное сочувствие, будут смеяться у меня за спиной. Айседора втоптана в грязь!

Или же я сделаю аборт. Халтурный аборт, который убьет меня. Заражение крови. Или же полная неспособность к деторождению. Я всем сердцем хотела родить ребенка. От Адриана. От Беннета. Моего ребенка. Чьего угодно ребенка. Я хотела забеременеть. Я хотела, чтобы у меня вырос огромный живот. Я лежала без сна в маленькой палатке Адриана и плакала. А он все время храпел. Мы в ту ночь поставили палатку недалеко от дороги где-то во Франции – с таким же успехом ее можно было поставить на Луне, настолько усилилось мое чувство одиночества и полной никчемности.

«Никого, никого, никого, никого», – стонала я, обхватив себя руками, как большого ребенка, каким и была. Я думала, что с этого дня мне придется быть собственной матерью, собственным утешителем, самой себе петь колыбельные. Может быть, именно это и имел в виду Адриан, говоря, что я должна опуститься на самое дно, а потом всплыть на поверхность. Научиться саму себя спасать. Научиться выносить собственное существование. Научиться воспитывать себя, а не обращаться постоянно к психоаналитику, любовнику, мужу, родителю.

Я баюкала себя. Я произносила собственное имя, чтобы не забыть, кто я: «Айседора, Айседора, Айседора… Айседора Уайт Соллерман Уинг… Айседора Зельда Уайт Соллерман Уинг… бакалавр искусств, магистр искусств, Фи Бета Каппа. Айседора Уинг, многообещающая молодая поэтесса. Айседора Уинг, многообещающая молодая страдалица. Айседора Уинг, феминистка и будущая свободная женщина. Айседора Уинг, клоун, плакса, дурочка. Айседора Уинг, умница, ученый, разведенная жена Иисуса Христа. Айседора Уинг с ее аэрофобией. Айседора Уинг, секс-бомба, которой не помешает чуточку похудеть и у которой запущенный случай астигматизма мысленного взгляда. Айседора Уинг с ненасытным влагалищем и другими отверстиями в голове и сердце. Айседора Уинг с вечным голодом. Айседора Уинг, чья мать хотела, чтобы она умела летать, но подрезала крылья. Айседора Уинг, профессиональная пациентка, искательница спасителей, профессиональная плакальщица, неудавшаяся авантюристка…

Наверное, я заснула. Проснувшись, увидела солнечный свет, проникающий внутрь сквозь голубоватую ткань палатки. Адриан по-прежнему похрапывал. Его рука, поросшая светлыми волосами, тяжело лежала на моей груди, прижимая ее к земле и затрудняя дыхание. Щебетали птицы. Мы были во Франции. У какой-то дороги. У какого-то перекрестка моей жизни. Что я здесь делала? Почему я лежала в палатке во Франции с человеком, которого едва знала? Почему я не дома в кровати с мужем? Я подумала о муже, и меня внезапно затопила волна нежности к нему. Чем он сейчас занят? Скучает ли по мне? Не забыл ли меня? Не нашел ли другую? Какую-нибудь обычную девушку, которая не будет отправляться в сомнительные путешествия, чтобы доказать свою крутость. Обычную девушку без амбиций, которая будет готовить ему завтраки и растить его детей. Заурядную девушку, как все. Самую заурядную американскую девушку из журнала «Севентин».

Вдруг я захотела стать заурядной девушкой. Стать добропорядочной домохозяйкой, прославленной американской матерью, талисманом из «Мадемуазель», матроной из «Макколс», милашкой из «Космо»[400], девушкой, на заднице которой стоит печать «Хорошая домохозяйка», а мозг запрограммирован на прослушивание рекламных джинглов. Вот оно решение проблемы. Быть заурядной! Никакой экзотики! Удовлетворяться компромиссом, телевизионными обедами и колонкой «Можно ли спасти этот брак?»[401]. В моем воображении возникла картинка: я в роли счастливой домохозяйки. Фантазия прямо из маленького мозга какого-нибудь рекламщика. Я в фартуке и дешевенькой блузке обслуживаю мужа и детей, а вездесущий телеящик в это время воспевает добродетели американского дома, американской рабыни-жены и ее крохотного одурманенного мозга.

Я думала о том, какой бездомной и лишенной всяких корней чувствовала себя прошедшей ночью, и ответ на все проблемы внезапно стал совершенно ясен: нужно быть заурядной! Будь счастливой маленькой женой в своем счастливом маленьком доме, и ты никогда не проснешься заброшенной и несчастной у обочины дороги во Франции.

Но тут фантазия взорвалась, как мыльный пузырь, каким она и была. Я вспомнила, как, просыпаясь у себя дома в Нью-Йорке рядом с мужем, чувствовала себя такой же одинокой. Вспомнила одинокие утра, когда мы взирали друг на друга над стаканами с апельсиновым соком и чашками кофе. Одинокие моменты, измеряемые кофейными ложками, счетами из прачечной, рулонами использованной туалетной бумаги, грязной посудой, разбитыми тарелками, погашенными чеками, пустыми бутылками из-под виски. Брак тоже может быть чреват одиночеством. Брак тоже может быть чреват отчаянием. Все счастливые домохозяйки, готовящие завтраки для мужей и детишек, мечтали убежать с любовниками и просыпаться в палатке во Франции! А в головах сплошные фантазии. Они готовили завтраки и бранчи, заправляли постели, а потом отправлялись в магазин, чтобы купить последний выпуск «Макколса» и прочесть о жизни Джеки Онассис. Они постоянно мечтали о побеге, постоянно кипели негодованием. Их жизнь варилась в фантазиях.