Кружным путем - Джеймс Сигел

Над Ист-Ривер собирались облака. Утро кончалось, наступал день; было жарко и сильно парило.

– Похоже, будет дождь, – проговорил Пол.

– Благодарю вас, дядюшка Уэзерби,[64]– откликнулся орнитолог, а Пол подумал, что даже не знает его имени. На вопрос Пола тот ответил, что предпочитает остаться таинственным интернационалистом, и тут же поинтересовался, какой Пол предпочитает «Остин Пауэрс» – первый или второй.

Слева показался стадион «Янки», его изящные белые арки четко вырисовывались на фоне темнеющих облаков. Афиша сообщала, что в семь тридцать состоится матч: «Твинз» против «Янки».

В конце моста они повернули налево.

– Не первосортный райончик, – бросил орнитолог. – Стоит мне напялить свою куртку и гаркнуть «АКН!», как половина здешней округи разбежится по кустам.

Он показал на ресторан: «Здесь лучшие в Нью-Йорке chorizo».[65]Кивнул в сторону парня в новомодных баскетбольных трусах в стиле ретро, беспокойно шатающегося вдоль исполосованной граффити стены. «Ставлю девять к одному, что он тут на стреме, – караулит притон».

Теперь они ехали по бульвару Хантерз-Пойнт.

– Были когда-нибудь в зоопарке Бронкса? – спросил орнитолог.

На этот раз он казался раскрепощенным и склонным поболтать, словно рядом сидел его напарник с пистолетом в кобуре, а не страховщик, жизнь которого сложилась так неудачно.

– Еще ребенком.

У Пола были особые причины с тех пор не заглядывать туда.

Эти причины он никогда не забывал.

В зоопарк ходят детьми.

Либо водят туда своих детей.

* * *

В этот день больница производила еще более угнетающее впечатление.

Возможно, дело было в чисто физическом состоянии – кондиционеры в здании работали на последнем издыхании. Но скорее от того, что Пол пришел сюда во второй раз, яснее увидел весь ужас окружающего и представил, каково было Джулиусу целых три года смотреть на эти розово-оранжевые стены.

А Рут? Даже нельзя вообразить.

Теперь ей предстояло выйти отсюда.

Пол ощущал себя бегуном на длинные дистанции: к финишу он выдохся, но зато его переполняло чувство, похожее на надежду.

После того, как орнитолог заявил о своих полномочиях, их провели в кабинет, обитый деревянными панелями, и больничное начальство предложило им сесть. Орнитолог шел напролом, он рвал струны, выкручивал руки, бравировал авторитетами, предъявлял документы – в общем, делал все, чем обычно занимается агент из его конторы, чтобы добиться желаемого. В основном разыгрывал карту национальной безопасности, которая, как платиновая карточка «Американ экспресс», открывала любые двери и решала любые разногласия.

Администратор принимал их с удовольствием, словно они были не мировыми, но все же знаменитостями. По крайней мере, один из них.

– Полагаю, вы не имеете права разглашать детали? – обратился он к орнитологу. Его тон давал ясно понять, что этот человек умеет хранить государственные тайны.

Но орнитолог не клюнул.

– Могу сказать вам одно, – ответил он. – Если бы дело не было столь важным, я бы к вам не пришел.

Теодор Хилл (имя и ученое звание администратора красовались на стене за его спиной) понимающе кивнул.

– Полагаю, там, куда вы ее везете, есть врачи?

– Разумеется, – ответил орнитолог.

– Прописанные ей лекарства значатся в деле. В основном литий. Случай несложный – она не доставит хлопот.

– Рад слышать.

До этого момента страховой агент Пол не произнес ни слова. Но тут им овладело любопытство. И еще он подумал, что раз он теперь агент по контролю за соблюдением законов о наркотиках, то может совать свой нос туда, куда нет доступа обычному страховщику.

– Вы в курсе, что с ней случилось? – спросил он. – В Колумбии.

Орнитолог укоризненно посмотрел на него. Задавать вопросы сегодня было не его делом. Но прежде, чем настоящий агент успел свернуть тему, сославшись на недостаток времени или просто поднявшись, директор все-таки выдал несколько деталей:

– Когда она сюда поступила, я еще здесь не работал. Было другое руководство. Но перед вашим приходом я заглянул в ее дело. По словам ее приемного отца, девочка была свидетельницей того, как пытали и убили ее мать. Ее заставляли смотреть. Это продолжалось несколько дней. Своеобразная месть какого-то наркобарона. Ну и страна! Видимо, речь идет о социопатологии с ярко выраженными садистскими наклонностями… Сами понимаете, подобное зрелище производит на трехлетнего ребенка неизгладимое впечатление. В результате отец не мог с ней управиться.

«Да, – подумал Пол, – Майлз управлялся с ней целые сутки».

– Ну хорошо. – Орнитолог поднялся и посмотрел на часы. – Нам пора двигаться.

– Конечно, конечно, – поддакнул Теодор, гражданин, который был рад послужить своей стране. – Ее сейчас приведут.

У Пола остался еще один вопрос:

– Она знает, что ее приемный отец умер?

– Да. Так мне сообщила доктор Санхи. Вы ведь знакомы с нашим доктором Санхи?

Пол кивнул.

– Врач меня проинформировала, что девочка неплохо справилась с испытанием. Ее приемный отец был, скорее, номинальным отцом. Но с другой стороны, больше у нее никого осталось.

«Нет, – подумал Пол, – есть еще бабушка, которая по ней плачет. Женщина, которая, спасая внучку, вступила в сговор с дьяволом».

– Что ей сказали? – поинтересовался орнитолог. – По поводу того, куда ее везут?

– Согласно вашей инструкции: сказали, что везут на лечение. Не навсегда, а на короткое время.

– Хорошо, – одобрил орнитолог.

* * *

В этот день ее глаза, казалось, были распахнуты еще шире обычного.

Может быть, оттого, что они жадно впитывали все вокруг. Окружающий мир. Сгоревшие дома, мостовые в рытвинах, выгнутые мосты и под ними – загаженные голубями проходы. И стайки носящихся по убогим улицам беспокойных ребят. Пол начал сомневаться, выводят ли умственно отсталую команду хоть иногда в свет и позволяют ли детям кормить лам и бросать слонам земляные орехи.

Они выехали из Бронкса и оказались на мосту Трогс-Нек. Когда Пол был маленьким, он все пытался понять, как выглядит эта самая «лягушачья шея».[66]