Человеческие сети. Как социальное положение влияет на наши возможности, взгляды и поведение - Мэтью О. Джексон

Ярким примером является вопрос о вакцинации. Как мы уже упоминали, материал о явно сфальсифицированном исследовании, опубликованный и позже опровергнутый, вызвал серьезное падение уровня вакцинации. Однако не везде оно происходило равномерно. Например, в Миннесоте компактно проживает община иммигрантов из Сомали. Хотя в целом в этом штате жители не очень бурно реагировали на известие о якобы имеющейся связи между вакцинами MMR и аутизмом и уровень вакцинации по-прежнему составлял около 90 %, именно в сомалийской общине к 2014 году уровень вакцинации детей упал с более чем 90 % до 42 %. Дело в том, что Эндрю Уэйкфилд, ведущий автор сомнительного исследования, с 2010 по 2011 год несколько раз посещал эту общину и предупреждал население об опасностях, какими будто бы чревата вакцина MMR. Его визиты и активность других людей, боявшихся вакцины MMR, очень эффективно снизили уровень вакцинации. Однако этот страх перед прививками оставался почти исключительно внутри прочных границ сомалийской общины — и неслучайно в 2017 году именно на сомалийскую общину Миннесоты набросилась корь, поразившая десятки людей{309}.

Другой пример воздействия гомофилии на представления и поведение людей можно увидеть в рыбной промышленности — а конкретнее, в ярусном лове. Эту область изучила Мишель Барнс и ее коллеги из Гавайского университета в Маноа{310}. Ярусный лов — это та отрасль рыболовства, которая обеспечивает значительную часть стран тунцом и рыбой-меч. Гавайи — важный центр этой отрасли, ежегодно там совершается более тысячи рейсов, а доход от улова составляет от 50 до 100 миллионов долларов в год. Само название «ярусный лов» происходит от применяемой техники. Рыбу ловят на длинные удочки, на которых крючки с наживкой прикреплены ярусами — через различные интервалы, причем часто от них ответвляются еще и короткие удочки. Таким образом, к каждой удочке крепятся тысячи крючков. Для ловли тунца и рыбы-меч удочки опускаются неглубоко. Сложность, сопряженная с этой техникой, состоит в том, что ловятся на приманку не только тунец с рыбой-меч, но и другие виды рыб, включая акул, а еще морские черепахи и даже птицы. Вся эта случайная добыча называется приловом.

Прилов нежелателен для рыбаков по самым разным причинам. Во-первых, некоторые виды находятся под угрозой исчезновения, и их вылов разрешен лишь в ограниченном количестве. Во-вторых, прилов иногда бывает и опасен. Нетрудно представить, что тащить с удочки поймавшихся крупных тунцов и мечей уже небезопасно, а снимать с крючка акулу — тем более, испытание не для слабонервных! В-третьих, каждый крючок, на который попался нежеланный прилов, — это всегда крючок, на который не попался желанный улов, а на удаление прилова и починку испорченных снастей уходит драгоценное время.

Есть различные хитрости, помогающие избежать прилова: можно поменять наживку, опустить удочку на другую глубину. Еще можно научиться распознавать места, где высок риск напороться на акул, понять, как лунные ритмы и сезонные особенности влияют на состояние воды и на местоположение прилова, можно обмениваться с другими рыбаками сообщениями об активности акул и иного потенциального прилова{311}. Словом, рыбаки учатся друг у друга.

Среди гавайских рыбаков, занимающихся ярусным ловом, сеть обмена информацией крайне гомофилична. Мишель и ее соавторы опросили почти всех рыбаков, выясняя, с кем они обычно обмениваются важными сведениями о ловле. Местные рыбаки четко делятся на три этнические группы: американцы-вьетнамцы, американцы-европейцы и американцы-корейцы (в порядке убывания численности групп). Вьетнамцы и корейцы — как правило, иммигранты в первом поколении, плохо говорящие по-английски, а европейцы чаще всего родом с материковой части США. Гомофилия, отражающая этническое разделение, очень сильна: около 88 % рыбацких связей внутри сети соединяет между собой представителей одной этнической группы.

Барнс и ее коллеги сосредоточились на вопросе о прилове акул и выяснили, что у вьетнамцев и корейцев уровень прилова примерно одинаковый, причем он существенно выше, чем уровень прилова акул среди европейцев. По оценкам исследователей, если бы у всех рыбаков наблюдался одинаковый (низкий) уровень прилова, то в год случайным образом попадалось бы на крючки на десять тысяч акул меньше и это сокращение оставило бы 12 % прилова акул во всей гавайской отрасли ярусного лова.

Часть различий в уровнях прилова может объясняться различиями в культурном опыте. Чтобы понять, насколько важна в данном случае этническая принадлежность, Барнс и ее коллеги решили внимательнее изучить поведение отдельных рыбаков. Некоторые рыбаки из каждой этнической группы имеют связи с какой-то другой группой: например, несколько европейцев поддерживали связи в основном с корейцами. И уровень прилова этих конкретных рыбаков предсказывала не их собственная этническая принадлежность, а сетевая группа, к которой относится большинство их связей. Как дальнейшее доказательство того, что обмен информацией играет здесь важную роль, Барнс с коллегами, опрашивая рыбаков, выяснили, что внутри своих сетей они делятся друг с другом информацией о том, как избегать возможных мест скопления акул, обсуждают новейшие рыболовецкие технологии, помогающие улучшить ловлю.

Поскольку в этом исследовании не наблюдались какие-либо потоки информации, мы не можем с уверенностью утверждать, что разницу в уровне прилова вызвало воздействие гомофилии на обмен информацией. Однако исследование ясно показало, что разные группы могут иметь почти никак не пересекающиеся сети и практиковать разные методы внутри одной отрасли, а в данном случае в одних и тех же водах.

Принадлежат ли эти слова Эйнштейну, или их просто приписывают ему, само высказывание бьет прямо в цель: наш коллективный разум, пускай порой им можно восхищаться, иногда сильно заблуждается.

Наша способность схватывать и передавать отвлеченные понятия позволила нам (как биологическому виду) стать хозяевами планеты. Сообща люди накопили огромное количество знаний — столько, сколько не под силу вместить отдельно взятой человеческой голове. Однако та же самая способность позволяет нам верить ложным измышлениям. Наше знание не сведено в единую систему, не собрано в упорядоченном виде каким-либо всеведущим существом; напротив, оно рассредоточено и к тому же постоянно меняется. Мы обрабатываем информацию, поступающую из разных источников. Совсем простые мемы и идеи передаются легко, однако, когда речь заходит о накоплении более сложной информации, мы сталкиваемся со значительными трудностями. В наших сетях полно циклов, и, слыша одну и ту же информацию по многим каналам, мы становимся жертвами двойного счета и ошибочно убеждаемся в достоверности часто звучащей информации, хотя это всего одна новость, просто приходящая к нам сразу по многим путям в наших сетях. Если прибавить к этому гомофилию, а также избирательное внимание людей к источникам новостей, то не стоит удивляться тому, что люди, по сути, живут в почти изолированных эхо-камерах и взгляды, господствующие в одних камерах, противоречат взглядам, принятым в других.