Она написала любовь - Тереза Тур

Куда он прикажет? А никуда! Некуда ему деваться. Наверное, нормальный человек в его состоянии пошел бы и напился. Может быть, подрался. Но в его случае это совершенно бесполезно. Драться он не сможет — убьет. Пить тоже не сможет. Он бы сел в собственный мобиль — почувствовать кристаллы, выжать максимум по ночной дороге, но увы! У бедного канцлера, похоже, нет права даже на это.

Он с грустью посмотрел на шофера, с поклоном распахнувшего перед ним дверцу служебного мобиля. Тяжело вздохнул. Сел. Откинулся на спинку:

— В фамильный особняк фон Гиндельбергов.

А что? Самое место — в склепе. Холодном, неуютном, с тенью вечно недовольного отца, что до сих пор бродит по полутемным коридорам. Мама… Хорошо, что она вырвалась оттуда. На свободу. Вслед за ней упорхнула и Невидимка. А чем он, собственно, хуже? Жаль, лаборатория осталась в его доме. Надо было приказать ехать туда. Может, еще не поздно?

— Прибыли, господин канцлер!

Он вздрогнул и очнулся. Вышел, отпустил машину. Холод тут же проник под плащ. Брррр…

Особняк встретил хозяина кромешной тьмой. Что за… Всеблагие! Барон споткнулся на неосвещенном крыльце и чуть не упал, так как входная дверь, за которую он схватился, была почему-то открыта…

Свет в доме так и не зажегся. Канцлер вытащил тонкую металлическую пластину, прошептав одними губами:

— Свет!

Несколько кристаллов отделились от плоской крышки и поплыли вверх, мгновенно осветив все пространство вокруг. Эрик подумал о том, что надо, наверное, вызывать подмогу, но тут же вновь обо что-то споткнулся. Что это? Присмотрелся. Наклонился. И поднял…

Свой собственный ботинок Вернее, то, что от него осталось. Парадный придворный мундир обнаружился тут же, на полу. Рядом — лента с орденом. И все это было…

— Эльза!!! Грон!!! Вы что себе позволяете?!!!

Канцлер был вне себя, но ответа так и не дождался. Тишина.

Слуги куда-то испарились. Интересно… Их тоже загрызли?

Хозяин отправился в глубь дома, с каждым шагом обнаруживая все новые и новые следы погрома. Разбитую драгоценную вазу из Чи-джо-ида. Снесенный со стены портрет его прадедушки. Обглоданный стул. Нет, это не низерцвейги… Это… Звери какие-то!

— Ну, погодите! Бунтари! — злился барон. — Немыслимо просто! Они такого в детстве не делали! Никогда не делали!

Канцлер замер на пороге гостиной. Эльза и Грон с самым невинным видом подняли на него глаза, вильнули хвостами. И вернулись к своему занятию: охранять главное сокровище. В кресле около почти погасшего камина спала Агата.

Эрик настолько не ожидал ее увидеть, что просто застыл. Мелькнула мысль, что она, наверное, замерзла — особняк нежилой, холодно.

«Холодно, холодно! Хорошая мысль — разжечь камин. Ну чего встал? Действуй!» — Эльза негромко рыкнула.

Барон со вздохом подошел к камину, присел на корточки и бросил укоризненный взгляд на Грона: «Ну… ладно Эльза. Женская солидарность и все такое. Но ты?! Ты?!»

Низерцвейг завилял хвостом: «Прости… Знаешь, сам не заметил, как втянулся!»

В полной тишине неожиданно громко звякнула кочерга. И… Агата проснулась.

— Наконец-то! — воинственно вскочила она с кресла. — Я вас ждала!

Он не мог на нее наглядеться. Глаз не мог оторвать. Так… соскучился. Клетчатое платье. То, которое он ей купил еще тогда.

— Я пришла сказать, что все поняла. Этот… мерзкий монолог про содержанку вы придумали нарочно! Но мне не нужны объяснения. Что бы ни подвигло вас на подобный отчаянный шаг, господин барон, ему нет оправдания в моих глазах. Это не вы меня бросили. Это я вас бросаю!

Она вздернула подбородок. И пошла прочь. А он смотрел ей вслед, думая о том, сколько способно не биться человеческое сердце? Надо будет спросить у Фульда. Его молчит. Затихло…

Возле самой двери женщина вдруг обернулась:

— Ах да. Еще. Выпустите слуг. Мы с Эльзой и Гроном заперли их в кладовке.

— Зачем? — отмер господин канцлер.

Сердце вспомнило, что надо идти, и понеслось догонять упущенное с такой силой, что пришлось прижаться спиной к каминной полке.

— Они меня не пускали. Уверяли, что вы не принимаете. И что женщине без сопровождения к вам нельзя!

— Вам — можно. — Он устало улыбнулся.

Она смотрела на него и с ужасом чувствовала, как ее злость куда-то уходит, как неотвратимо тает решимость высказать все в глаза… Глаза. В его глазах было столько любви к ней, и это было так явно, что она совсем запуталась. Совершенно не понимала, что ей делать. А еще почему-то по щекам катились слезы, что ну совершенно не входило в первоначальные планы…

— Я вас не прощу!

— Не надо. Просто… не уходи.

— Зачем? Еще не все сказали?

— Я думал, меня убьют. Но оказалось, в этом нет необходимости. Все очень просто. Я умер раньше. В тот самый момент, когда ушел от тебя. Это очень удобно — живой мертвец на службе короля.

— Что ж… Рада служить короне.

Скажите, пожалуйста! Короне она рада служить… Ни больше ни меньше. Конечно, он ее обидел. Но она пришла. В том самом платье. И… плачет. А женщина не должна плакать. Его женщина не будет плакать из-за него. Никогда. Все — хватит! Он подхватил ее на руки и понес наверх.

— Отпустите меня! — Она вскрикнула, но плакать от неожиданности перестала. — Что… что вы делаете?

— Кольцо.

— Какое кольцо?

— То самое, что я собирался подарить перед тем, как мне вручили это проклятое письмо из дворца.

— Я не собираюсь принимать никакого кольца!

— Значит, буду уговаривать…

— И я… Да пусти же! Все равно я тебя не прощу!

— Значит, буду вымаливать прощение до тех пор, пока ты меня не простишь.

— Что? Ты виноват! Пусти! Такое обращение просто недопустимо!

— Согласен.

Низерцвейги улыбались, слушая удаляющиеся голоса. Когда все стихло, Грон растянулся у пылающего камина и посмотрел в глаза Эльзе:

«Дорогая… Тебе не кажется, что с разгромом дома мы все же немного погорячились?»

«Так ему и надо! Думать, что в беде, — и оставить нас дома! И потом… было весело! Разве нет? Тебе понравилось, не отпирайся! Да и не так уж он сильно и расстроился».

«Это он еще кабинета не видел…» — вздохнул Грон.

«А кольцо в кабинете?! Об этом мы как-то не подумали… Но все равно. Им сейчас не до этого. А уж потом, когда он узнает…» — Эльза мечтательно прикрыла глаза.

«Узнает что?!»

«Не догадываешься? Совсем-совсем?» — Эльза склонила голову набок.

«Эльза! Ненавижу, когда ты так делаешь… Что за загадки?!» — нахмурился Грон.