"Подводный волк" Гитлера. Вода тверже стали - Вильгельм Шульц

— Хельмут Ройтер, мой… друг.

— Да? Оч-ч-чень приятно!

Может быть, Ройтер сделал ошибку, но когда пьяный незнакомец протянул ему руку, он не протянул свою в ответ.

— М-да? — Незнакомец удивленно рассматривал свою пятерню, искал, наверное, что в ней не так, но не нашел и вопросительно уставился на Ройтера.

— Анна, что это?

— Ну… — замялась Анна, — это… друг школьный…

— Не слишком ли много у вас друзей, сударыня? — Ройтер расхохотался. — И я — друг, и он — друг…

Ответом была серия неопределенных жестов. Анна делала вид, что собирает с подноса изящные фарфоровые чашечки. Это не какая-нибудь Саксония, это настоящий Китай…

— Дорогой друг, можно вас попросить на пару слов, — обратился Ройтер к пьяному посетителю.

— Меня? — удивился друг. — Меня?

— Ну да, прошу вас…

— Хельмут! (вот это уже знакомый тембр голоса). — Хельмут, не смей!

Как вы говорили? «Настоящий мужик ничего не слушает, что ему говорят?»

Ройтер пропустил это замечание мимо ушей. Он же настоящий мужик, правда же?

Вообще создание, которое он застал в кресле, да, черт возьми, в доме своей жены и сына, было уникально убогим. Настоящий «унтерменш». Низкорослый, круглоголовый, лысоватый (в таком-то возрасте), особенно смешно на нем выглядели круглые очки-велосипед. При самой грубой оценке соотношения сил он доставал Ройтеру, ну, в лучшем случае, до плеча…

— Хельмут! Прекрати!

— Сейчас, милая, одну минуточку.

— Да. Анхен, одну-у-у-уминуточку… точку… одну…

— Шагай, дорогой…

Они вышли во двор. «Друг детства» смотрел на Ройтера затуманенным взором сквозь дурацкие очки-велосипед и всем своим видом демонстрировал свой особый статус.

— Слушай, приятель, — начал Ройтер, — я не знаю, кто ты такой, но я хочу тебя попросить. Очень попросить… Эта женщина и ее ребенок мне очень дороги, и я не хочу, чтобы кто бы то ни было нарушал их покой. Уже ночь. Я не знаю, как вы собираетесь добираться до дома, но ведь вы как-то добрались сюда. Так вот, я вас очень вежливо прошу, постарайтесь убраться отсюда в том же направлении, откуда вы пришли.

Придурок невпопад кивал и выпучивал глаза, пока Ройтер говорил свой взвешенный текст, и наконец произнес заплетающимся языком:

— Ты кто такой?

А вот этого говорить было не надо. «Я — твой п…ец!» — хотел сказать Ройтер, но вместо этого схватил гостя за грудки и треснул что было силы об стену дома. Здоровьем Создатель оберлейтенанта не обделил, и спортивная подготовка была в 1-й флотилии на высоте, а потому гостю пришлось туговато. Половина хмеля мгновенно улетучилась. Он обрел волю к сопротивлению и нацелил удар в лицо Ройтеру. Дверь распахнулась. На пороге стояла Анна.

— Немедленно прекратите! — заверещала она. Шум разбудил Ади, и он, естественно, тоже высунул голову посмотреть, что же там такое. Интересно же! Папа дома. Не страшно… «Унтерменш» дотянулся только до подбородка Ройтера. Удар пришелся по касательной.

Зато ответный удар Ройтер нанес кулаком в глаз. Может, не случилось бы ничего особо страшного, но у него на руке повисла визжащая Анна. Ее тело усилило энергию удара. На мгновение время как будто остановилось — рядом из пустоты как будто раздался голос командира БЧ: «Противник уничтожен, герр командир!» Результат поверг в изумление даже самого грозного «капитана-колбасу». Он почувствовал боль в костяшках пальцев. Когда он отнял руку, то увидел, что по ней течет кровь, его, Ройтера, кровь, а из ран на кулаке сыплются мелкие осколки оптического стекла… (Урод! Очки снимать надо было.) Ройтер поморщился. Ладно бы еще просто разбить очки в драке, но разбить их в глаз!

На этом месте у противника было сплошное кровавое болото. Глаза у парня уже, судя по всему, не было. «Б…дь, вот влип-то! — мелькнуло у Ройтера. — А ведь это штрафбат как минимум… Ах ты сука!» — взбесился Ройтер и принялся пинать противника что было сил ногами.

А, уже все равно! Штрафбат — так хоть не за просто так. (Он уже не сопротивлялся, а только охал.)

— Что ты делаешь! Ты же его убьешь! — кричала Анна, она повисла на Ройтере и колотила кулачками в пустоту.

Если бы в этот поздний час жители Потсдама еще не спали, то они могли видеть весьма странную картину. У ворот дома кувыркались и истошно кричали друг на друга: морской офицер, женщина в домашнем халате и некто в штатском, а вокруг бегал ребенок — он, пожалуй, говорил самое разумное: «Мама, уйди оттуда…»

Анна, в конце концов, притащила раненого в дом, чтобы оказать ему какую-то помощь. Тот бормотал какую-то нелепицу. Что-то вроде «не надо, мне совсем не больно».

— Все, уходи отсюда! — кричала Анна Ройтеру. — И никогда больше не приходи! Ненавижу тебя!

— Я и сам больше не приду, — прорычал Ройтер, выковыривая мелкие стекляшки из руки и обвязывая ее носовым платком. — Друг, понимаешь… а? Я — друг? Все! Хватит! Это твой выбор? — оставайся с ним… — Он сильно хлопнул дверью и исчез в темноте. Больше сюда он не вернется.

* * *

— Ройтер, ну скажите, почему за вами всегда тянется шлейф какой-то х…ни?!! — кричал корветтенкапитан Винтер.[123]— Вы хоть понимаете, что вы лишили глаза сотрудника Абвера?

«Твою мать! — мелькнуло у Ройтера. — Приплыли… Я не знал, что он сотрудник Абвера. К тому же он был пьян — буквально лыка не вязал… И что это меняет? Если это был бы добропорядочный бюргер, что, его можно сделать циклопом?»

— Я защищал честь женщины… Честь семьи… Своей.

— Ройтер! Вы понимаете, что я должен отдать вас под суд! Был бы это просто прохожий — вы бы разбирались в Kripo.[124]И то я бы вам не позавидовал, а так… Молите бога, черта своего — кого хотите, чтобы это все закончилось просто штрафбатом!

Первая добродетель германцев — известная верность, несколько неуклюжая, но трогательно великодушная верность. Немец бьется даже за самое неправое дело, раз он получил задаток или хоть спьяну обещал свое содействие.

Генрих Гейне

При всех несомненных минусах тюремная камера — это место, где можно выспаться. И тихо здесь, как на подводной лодке. Только компрессор не молотит. Это пугает. Кажется, что лодке уже больше никогда не всплыть. От этой тишины просыпаешься переполненным ужасом. Ответственность… Да. Она самая… Больше всего я пугаюсь именно за них, за ребят. Это я виноват в том, что лодка не всплывет, что компрессор никогда не заработает… Но открываю глаза, вижу растрескавшуюся известку на потолке и понимаю, что с лодкой и с командой все в порядке.