Амброзия - Даша Пар

Страшнее крика — молчание. Внезапное спокойствие. Лёгкая полуулыбка на губах дракона. Его невозмутимость. Как он стирает с себя остатки былого пыла. И как, словно в ответ на его безмятежность, стихает дождь, оставаясь в воздухе тихим перебоем. Всё вокруг обретает чёткость, и я вижу как уверенно смотрит в ответ Девон.

— О, глупая сестричка, — заговорил он, прислоняясь к крупному камню и подставляя лицо успокоившемуся дождю. — У меня всегда есть запасной план. Но… даже основной ещё не потерпел фиаско.

— Что ты такое говоришь? — спрашиваю настороженно, стыдливо прикрываясь волосами, сжимаясь, внезапно стесняясь своей наготы.

— До этого момента, думал, ты понимаешь, что будет дальше. Понимаешь, кто ты и кто я. О, как же я ошибся! Ты скорее поверила моим врагам. Сделала как они велели, повторила «подвиг» жены Дэмиона. А ты думала, что будет дальше?

— Мир вернётся в прежнее русло. У волков появятся новые королевские альфы, возведут новые границы. Восстановится равновесие. А я буду с Вельямином жить в дальних пределах, — я особо не загадывала так далеко, но, в целом, всё именно так и представляла.

— Возможно. Может быть мир и обретёт подобие покоя. Стагнация ведь не сразу добьёт волков. Но… ты увидишь этот конец. Если не покончишь с собой раньше.

— О чём ты?

— Ты закричала, Елена, — он презрительно выделил моё имя, будто уже ненавидел его. — Я предупреждал тебя, что будет, если ты зайдёшь за грань. Но ты скользнула за неё и обрела всю силу дракона. С годами она вырастет, ты станешь ещё сильнее, но ведь суть не в этом, дорогая сестра. А в том, сколько тебе осталось жить.

В голове сразу мелькнули постаревшие и измождённые лица отца и дяди, и я похолодела.

— О нет, — заметив мой страх, опроверг его Девон. — Ты не умрёшь, как должны были умереть они. Нет. Ты будешь жить. Долго, очень долго. Пять тысяч лет? А может десять? Пятнадцать? Наша жизнь сродни вечности. Убив меня, ты обрекла бы себя на вечное одиночество. И все, кого ты знаешь, — умрут. А ты будешь жить. Увидишь, к чему приведут дары драконов, но не сможешь это остановить — драконьей крови не останется. Да и… повторить мой путь? Ты же не такая, — он засмеялся, обнажая острые зубы. — А ведь если бы ты попросила… я бы дал тебе возможность прожить жизнь с Вельямином. Отпустил бы. Детей то у вас не будет. А он не молод, что мне каких-то сто лет? Я… хотел было пойти на сделку, после того, как ты «отдала» его. Сдала бы мне врагов, их главного — и я бы отпустил тебя. А потом, прожив жизнь Елены, ко мне пришла бы Демьяна. И мы отправились бы в иные миры. Но что теперь делать?

Я знала, что не пойму его слов, пока не почувствую «пыль» веков. Осознать, что почти бессмертна? Это невозможно. Как и принять, что он единственный, кто может жить столько же. Единственный, кто может отправиться со мной в иной мир, где есть такие же долгожители. Где эти тысячелетия не воспринимаются как вечность.

— Что ты натворил со мной, Девон?.. — спрашиваю надломлено, опускаясь на камень, прижимаясь к шершавой ледяной поверхности горячей щекой. Они все умрут, а я буду жить. Даже Девосу немного осталось — он сам говорил, что не протянет и сотни лет. А мне как жить? Ради чего?

Чувствую, как дракон раскрытой ладонью касается моей спины и ложится рядом, чтобы лица были напротив друг друга — чтобы смотреть глаза в глаза.

— Ты знаешь, я могу убить тебя, — шепчет он, а в глазах остаются лишь угли от былой ярости на мой проступок. — У меня всегда есть запасной план. Подложить твою подружку Хельгу под Деймона, самолично проконтролировать, чтобы родилась девочка, вырасти её подле себя, а затем провернуть то, что сделал с тобой. И будет новый гибрид. А ты умрёшь.

Дождь вновь набирает обороты, и мы оказываемся в сантиметрах друг от друга, чтобы слышать шёпот, чувствовать горячее дыхание, близость родственных тел и душ. И злиться на самих себя от того, как хочется оказаться ещё ближе, не смотря ни на что.

— Ты последовательно забирал у меня всё, что имела. Маму, Лико, Вельямина. Не считая тех, кто попался под руку. И как бы я не пыталась сопротивляться — ты сделал это. Отнял у меня саму себя, — мой голос почти совсем беззвучный, неразборчивый, усталый. Мне становится холодно, хоть я и не должна испытывать холод. Но он пробирает до костей, ведь сам исходит не снаружи, а изнутри. — Так давай. Убей меня. Чем я могу тебе возразить?

— Отдайся мне целиком и полностью. И всё закончится. Мы обретём целостность. Не будет больше слёз. Горечи. Всей этой боли. Покой. Вечный покой. Забудь о прошлом. Вычеркни волчью суть из себя, отринь «любовь» и память о них. Стань моей половиной — и ты увидишь, какой цельной может быть жизнь. Мне не нужен никто другой. Ни Хельга, ни твой отец, никто, слышишь? Только ты мне нужна, Демьяна! — его голос крепнет, и он тянется ко мне, а я пытаюсь вырваться, ведь я не такая, как он хочет. Во мне есть желание быть собой. Чего бы мне это ни стоило!

И он взрывается новой вспышкой злобы. Его лицо и фигура приобретают змеиные очертания. Зрачок сужается и вытягивается, зубы меняются на клыки, а тело покрывается чёрной чешуёй. Он подминает меня под себя, впиваясь когтями в мои плечи, пригвождая к земле, и я кричу от невыносимой боли, чувствуя себя бабочкой, насаженной на булавку.

— Нет! Я не потерплю отказа! — тембр голос снижается, смешивается с рыком. — Раз ты не хочешь, я заставлю! Я не могу потерять тебя, слышишь?! Ты будешь моей, чего бы мне это ни стоило!

Я почти не слышу его слов, извиваясь изо всех сил, отчаянно трепыхаясь, пытаясь вырваться из его когтей, не понимая, почему их становится всё больше и больше и они впиваются в мою кожу, влезая под неё, буквально распиная на голых камнях. А когда доходит — то уже всё равно. Моё тело исчезает, как и его. Мы как чёрная глина, вплетаемся друг в друга, смешиваемся, слепляемся в единое целое. И чем быстрее и плотнее это происходит, тем меньше остаётся от меня.

Я исчезаю.

Глава 25. В конце мы проснёмся в плохом сне

Нет будущего у тех,

Кто ждёт ответа у судьбы

Кто недвижим, стоит закрыв

Глаза и плачет, всё веря в чудеса

Что вдруг распахнут врата рая

И впустят внутрь, доверяя

На деле нет такого варианта

Всё ложь. Обман. Шута обманка

И нежится в фальшивых солнечных

Лучах осталось чуть. И может ещё чуть.

А после ртуть сожжёт кровь дурака.

Который беззаветно верил в чудеса.

Чего бы мне это ни стоило!

Слова дублируются, взлетают вверх, молотом по наковальне отражаются в сознании поднимающегося существа. Его окружает пепельная тьма, а само тело трансформируется, меняя очертания, — то женские, то мужские, как нарастает змеиная кожа, и опадает, всё повторяется — зеркало внутренней борьбы.