Следы апостолов. Секретная миссия - Эндрю Олвик

Григорий осторожно взял у нее из рук сверток и развернул его. Потемневшая от времени витая цепь змейкой скользнула между его пальцев.

— Посмотрим, что ты нам скажешь, — прошептал он, поглаживая нагретый алькиным телом металл.

— Что она вам скажет? — засмеялась Алька. — Это же кусок серебра и не более.

— Ничего-то ты не знаешь Алевтина. Каждая вещь может очень многое рассказать о себе. Да и не только о себе.

— А, так вы об этом, — вспомнила она. — Я уже видела. Лихо это у вас получается. Копперфильд отдыхает.

— Причем тут Копперфильд? — обиделся Григорий. — Есть вещи, в которых скрыта особая, не каждому доступная энергетика. Это своего рода хранилища информации, которая может быть понята только тем, кто сможет ее извлечь.

— А вы и есть тот самый человек, который это может?

— Так и есть, — ответил он, надевая ладанку на шею. — У каждого из нас есть какой-то дар, только надо его вовремя распознать. Вот ты, например, можешь писать картины. Я могу разговаривать с предметами. Это то, что нам дано. Ты же не станешь этого отрицать?

— Не стану, пожалуй, — согласилась Алька, которой вдруг начало казаться, что сквозь черты лица Григория начинает проступать лицо Доминика Радзивилла.

Чушь какая-то подумала она, и, чтобы встряхнуться, потерла глаза тыльной стороной ладони. Однако видение не исчезло. Перед ней все так же сидел Доминик Радзивилл и улыбался улыбкой двадцатипяти летнего юноши.

После вечернего совещания у майора Миронова, где Островскому снова перемывали кости, следователь, не заходя к себе в кабинет, сел в машину и отправился на встречу с Григорием. Ему не терпелось поскорее прижать того к стенке, чтобы начать действовать. Бездействие тяготило его.

Подъехав к дому, он решил первым делом позвонить Альке, чтобы узнать, какие у нее планы на вечер. Он набирал несколько раз, но она не брала трубку. «Шляется где-то», — решил он и, бросив пиджак на заднее сиденье, закрыл машину и позвонил у калитки.

Ждать пришлось долго. Вадим даже заволновался, прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за забора. Наконец на крыльце показался хозяин.

— Что за маскарад? — удивился Островский, разглядывая своего главного свидетеля. — У тебя совсем крыша тронулась?

— Это у тебя крыша тронулась, — заметил Григорий, пропуская его во двор. — Я же говорил тебе, что Алевтина работает над портретом.

— Прости, — улыбнулся гость, — так ты в образе.

— Да пошел ты…, — разозлился Григорий.

Они прошли в комнату, где Алька, успевшая изобразить на лице полное безразличие, продолжала аккуратно наносить мазки.

— Не стой за спиной, — бросила она, заметив, что Островский выглядывает из-за ее плеча. — У меня рука начинает дрожать.

— А ты почему трубку не берешь? — спросил он, увидев лежащий на столе алькин телефон.

Григорий снова устроился в кресле. Он был недоволен, что им помешали, но гнать следователя было не в его интересах.

— Надо поговорить, — сказал тот, деликатно откашлявшись в кулак. — Дело у меня безотлагательное, так что давайте-ка, ребята, сделаем перерыв.

Алька не тронулась с места. Она поджала губы и сделала вид, что не слышит его.

— Барышня, — обратился он уже персонально к ней, — может быть, сходишь покурить или побрызгать? Нам с Гришей надо перемолвиться парой фраз. А то, кто знает, может, уже и не доведется. У нас в Несвиже просто какая-то эпидемия, народ мрет как мухи.

— Ты как про записку догадался? — спросила она, вытирая руки обрывком старой хозяйской рубахи. — Брат меня чуть не порвал сегодня по твоей милости.

— Про записку? — переспросил Островский и совершенно искренне рассмеялся. — Так ты ж сама, недотепа, дала мне ответ. Зашел я к Григорию, а он мне и говорит, что, мол, ездил в Минск, выполнял твои заказы. И список показал. Смекаешь?

— Бляяяя! — воскликнула Алька. — Блокнот! Точно!

— Как видишь, все просто. Только надо было, Аля, тебе не записки писать и играть в деревенского детектива, а придти ко мне и все рассказать. Вот это бы было правильно и профессионально, если хочешь.

— Ну, правильно — согласна, а почему профессионально?

— Потому, что будущий юрист должен научиться, в первую очередь, брать на себя ответственность. И за слова, и за поступки.

Пристыженная Алька схватила сигареты и выскочила на улицу. Ей очень хотелось сказать ему что-нибудь обидное, но как назло подходящих для этого слов не нашлось.

— Я так понимаю, — начал Вадим, присаживаясь перед Григорием, — Виктор тебе уже все разъяснил?

— Разъяснил, — подтвердил тот, расстегивая непослушными пальцами непривычно крупные пуговицы. — Даже от себя кое-что добавил.

— Так я слушаю.

Григорий встал и прошелся по комнате. Несмотря на то, что уже несколько раз мысленно проигрывал этот диалог, он не знал, с чего начать. Он боялся, что Островский ему не поверит, начнет подозревать и, в конце концов, вообще перестанет общаться неформально, переведя их знакомство в русло, ограниченное рамками делопроизводства.

Островский ждал, устало опустив голову и разглядывая носки своих пыльных туфель. В этот момент он думал о том, что без доверия в его работе все же никак нельзя. Однако ему никогда не удавалось нащупать эту тонкую опасную грань, за которой доверие заканчивается и начинается долг.

Вдруг Григорий заговорил:

— Ты ведь знаешь, что я всегда мечтал найти Золотых Апостолов Радзивиллов? Это стало буквально целью моей жизни. Я многое отдал бы только за то, чтобы приблизиться к разгадке их тайны. Пойми, это не имеет ничего общего с одержимостью. Просто, у каждого человека должна быть цель. Вот у меня она такая, и не надо меня за это винить. Я, конечно, понимаю, что вся эта история с Юркевским и Францем выглядит дико. Однако думаю, все, что произошло — всего лишь цепь нелепых случайностей…

— Ничего себе нелепые случайности! — перебил его Островский. — Случайно убиты два человека… Гриша, ближе к телу. Мне твои исповеди не нужны, мне нужны факты, которые я мог бы приобщить к делу.

— Короче, мы с Францем собирались вернуться к поискам Апостолов. Я знал, что у Юркевского имеются какие-то бумаги, которые могут пролить свет на историю с их исчезновением. Однако старик наотрез отказался их отдавать и даже показывать, заявив, что все передаст в музей. Я предлагал ему очень хорошие деньги, а ему нужна была слава, признание, интерес общества к его героической персоне. Он позвонил в редакцию и попросил прислать корреспондента. Это было в апреле. Но в редакции его интервью сочли слишком длинным и путанным, оставили только то, что касалось деятельности партизан в годы войны, включая историю немецких поисков. В таком укороченном виде оно и вышло накануне дня Победы. А потом произошло это убийство. Франц был там, но он никого не убивал. Это сделал его сообщник, который проник в дом и выкрал бумаги. Юркевский неожиданно вернулся и получил молотком по голове.