Уплаченный долг - Даниил Куликов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Показывай дорогу, – кивнул Батя. – Сынки, планы меняются – разворачиваемся.
К вечеру добраться не удалось – мешал такой фактор, как заражённые. Не удалось добраться и к ночи – машину пришлось бросить, чтобы не выдать себя. Кваз совсем приуныл. Он выглядел как брошенная собака.
– Не переживай, сынок, – похлопал его по плечу Батя. – Всё будет в норме.
Кваз не ответил.
Доподлинно неизвестно, можно ли избавиться от бесполезного дара Улья. Кто-то говорит «нет», а кто-то, что можно – при помощи белого жемчуга.
К утру везение снова было с ними – удалось засечь БРДМ муров и, увидев, куда он направился, найти Лас-Вегас. Лас-Вегас оказался крупным спорткомплексом круглой формы. Кто-то наспех поверх таблички с названием комплекса натянул изоспан, и крупными буквами намалевал «Лас-Вегас».
Крупное заведение с подземной парковкой и охраняемыми подступами. На крыше залегли снайперские расчёты, у центрального входа, спрятавшись в холе с выбитой дверью, стоял БРДМ с пулемётом КВПТ наизготовку, ещё один, скорее всего, был на входе в подземный паркинг. Часть окон на этажах была открыта, а внутри царил полумрак – скорее всего дополнительные точки снайперов. Лас-Вегас выглядел неприступной крепостью. Батя что-то прикидывал про себя, разглядывая его.
– С южной стороны точек нет, – сказал он, наконец. – Там отвесная стена из кирпичей, прикрытая изоспаном, и абсолютно никаких входов. Все силы сосредоточены на центральном входе, основном и подземном. Ребята хорошо постарались… Снайперов тоже с той стороны нет – солнце светит как раз в ту сторону, если бы они там засели, их бы слепило. Там пусто…
Кваз посмотрел – действительно, стена из щербатого кирпича, завешенная каким-то баннером из изоспана, и только вверху, под самой крышей третьего этажа – маленькое чердачное оконце.
– Ярл, – скомандовал Батя. – Зайди, оцени с севера. Я уйду в соседний квартал, посмотрю, может через канализацию можно забраться.
– А мы? – встрепенулся Кваз.
Батя смерил его взглядом.
– Держите наблюдение, сынки, – сказал он.
Ярл ушёл без слов. Батя тише, а Кваз пришёл к выводу, что он стал совершенно бесполезен. Именно с него всё и началось – ссора с Роем, уход последнего, пленение мурами, и сейчас он мог только сидеть и наблюдать, и ничего не мог сделать. Уайт тоже был в плохом настроении, но по крайней мере не чувствовал себя предателем. Всё катилось под откос.
– Не переживай, – тихо сказал Уайт, хлопнув его по предплечью. – Мы ведь не будем штурмовать этот рейхстаг. Просто попадём внутрь, устроим небольшую диверсию, и под шумок заберём Роя.
Кваз помолчал, а затем сказал:
– Знаешь, я просто боюсь, что они стали осторожней или умней. Рой говорил, что этот Чалый очень опасный и умный человек. Он не просто шестёрка внешников или торчок, он – глава подпольной организации в этом аду, который до сих пор остался в живых, хотя на него ведётся такая охота.
– Не ссы, – ободрил, как мог, Уайт. – Против таких людей как Батя и Рой он долго не продержится. А если бы Саша подключилась, или Еврей, так он вообще коньки бы отбросил на раз.
– Угу, – мрачно кивнул Кваз.
– Скажи, а чего ты хочешь? – спросил Уайт. – Снова стать человеком?
– Ммм… – Кваз задумался. – Пожалуй, нет. Я уже переболел этим чувством и понял, что обратно человеком мне не стать. Не скажу, что квазом быть приятно, но уже не так больно от этого. К тому же, став квазом, я познакомился с Роем и стал его другом.
– Говорят, раньше он был нелюдимым и молчаливым? – спросил Уайт.
– Да, так и было, – согласился Кваз. – Таким, какой он сейчас, он стал потом. Знал бы ты, как он психовал, когда мы впервые познакомились…
– А чё так?
– Ну, представляешь, появляется здоровый незнакомый тип с мышлением как у дебила и рожей мама не горюй, садится на коврике перед твоей дверью и не хочет уходить. И причём сидит там, пока споровое голодание с отключкой не начнётся.
– А потом?
– А потом, представь, что ты откачал его, дал пакет горошин, живца, предложил помощь – устроить в охрану, или ещё куда, а он всё равно не уходит, а горошины возвращает.
Уайт тихо засмеялся.
– Когда я вернул ему горошины, я думал, он меня убьёт. Он очень сильно психовал.
Уайт продолжал тихо смеяться.
– А потом?
– А потом, как видишь, мы стали хорошими друзьями, – сказал Кваз и, помолчав, добавил: – А потом я сделал глупость, когда увидел, как он разделывает заражённых. И теперь, как видишь, его со мной нет.
– А Батя специально спускался узнать, чем он занимается, – сказал Уайт. – Потом вернулся и объяснил, что он просто измеряет толщину брони заражённых и места где кость наименее тонка, плюс другие исследования.
– Как видишь, даже у Бати хватило ума подойти и спросить, в чём дело, – с горечью сказал Кваз. – А у меня нет.
– Да не волнуйся ты, всё будет нормально.
– Ты не знаешь, как он сидел со мной ночами, когда я ещё был без пальцев, – продолжил Кваз. – Ставил капельницы и дежурил, смотрел, чтобы я не умер. Как мы потом ходили по кластерам и он искал для меня одежду. Он смеялся тогда… А потом мы вместе охотились, и он рассказывал те секреты, которые не знает никто. Секреты, которые открыл он сам… А ещё смотрели кино…
Уайт присвистнул.
– Тогда у нас есть ещё больше поводов, чтобы спасти его, – подытожил он. – Похоже, мне и Бате, да и Ярлу очень повезло, когда вы нас нашли. И я тоже помню, как получал капельницы после того, как от голода почти потерял способность двигаться и тихо умирал без живца, лёжа на холодном бетоне. Лёжа и выглядывая окно, надеясь, что случиться чудо и мы спасёмся… Глядя, как умирают Батя и Ярл.
Кваз тактично промолчал. Воспоминания были не из лучших.
– Когда всё кончится, куплю ему тротила, – предположил Кваз. – Знаешь, это его любимая взрывчатка, он рассказывал о ней, описывая её преимущества. Ты разбираешься во взрывчатке?
– Ну… Не слишком хорошо, – сказал Уайт. – Я знаю, например, что октоген сильнее тротила в одну целую и семь десятых раз, но очень чувствителен к ударам и ядовит… Тетрил тоже сильнее в одну и двадцать пять, но тоже чувствителен к ударам и растворим, кажется, в ацетоне… Гексоген – сильный яд и к тому же чаще всего порошок, неудобный в применении… А почему ему так нравился тротил?
– Не знаю, – вздохнул Кваз. – Но он говорил, что тротил не чувствителен к удару, прострелу, огню, искре, трению, химии. Не вступает в реакцию с твёрдыми материалами, не растворяется водой, и его даже можно хранить в воде, он не изменит свойства.