Понаехали! - Карина Демина

- Не увеличит, - Козелкович покачал головой. – Скорее наоборот. Ныне и вправду времена другие. И безродную царицу просто-напросто не примут. А то и… невеста – еще не жена, да и с женой сотворить многое можно. Потому-то надобно молчать и надеяться, что смотрины эти мимо пройдут.

Анна Иогановна, как почуялось, была категорически со сказанным не согласна. Но вот Аграфена Марьяновна голову склонила, признавая, что барон прав.

- О благословении слух пойдет, и того довольно. Ты, Лика, там поглядывай. Царевич или еще кто сильный нам не надобен. Погляди такого, чтоб толковый…

Аглая прикрыла глаза, радуясь, что уж её-то благословение минуло, да и вовсе… ей никого смотреть не надо.

Она уже присмотрела.

Просто… пока еще рано. И сложно. И… вообще.

…был тихий вечер с молнией и громом.

Из записи в дневнике, сделанной княгиней Н., ибо что-то да написать требовалось.

Проспала Стася и вечер, и ночь и даже утро, потому как, проснувшись, увидела, что солнце стоит высоко, да и жаром полыхает во всю. Утренняя прохлада осталась где-то там, в зарослях колючего шиповника, а дом постепенно наполнялся теплом.

Она потянулась.

Зевнула.

И поняла, что ей хорошо. Вот просто хорошо лежать на пуховых перинах, пялиться в окошко, лениво разглядывая мутноватые стекла и витраж с рыбою. Хорошо быть.

И…

Само по себе.

Было ли то следствием благословения или же просто она, наконец, выспалась и избавилась от суетливых тревожных мыслей, Стася не знала. Но как бы там ни было, день начался и что-то подсказывало, должно быть, здравый смысл, что будет этот день долгим.

- Привет, - сказала она Бесу, подавив зевок.

И тот зевнул в ответ во всю ширину немалой пасти своей. А затем спрыгнул с кровати и потянулся, всем видом показывая, что пора-то и другим делом заняться.

К примеру, поесть.

А вот одеваться самой пришлось. Нет, можно было бы позвонить в колокольчик, что стоял на прикроватном столике, но Стасе категорически не хотелось никого видеть. Да и то, кого бы она увидела?

Баська там, во дворце.

И Маланья с нею. И Горыня. И… и выходит, из своих у неё только Антошка и остался? Почему-то эта мысль несколько испортила настроение. Должно быть потому и оделась Стася быстро, даже браслеты, которые удерживали чрезмерно длинные рукава от сползания, нацепила. И венец драгоценный, раз уж без него на люди являться было не принято.

В доме же…

В доме было пусто, уже чисто, благо, присланные Радожским люди сумели справиться и с пылью, и с грязью, и с паутиной.

- Эй, - Стасин голос потревожил древние стены. – Есть тут кто живой?

- Встали, госпожа ведьма?

Из какой норы выбрался Антошка, Стася так и не поняла, вздрогнула только, едва удержалась, чтобы не обложить нехорошим словом, и даже улыбнуться себя заставила:

- Доброе утро.

- Какое утро? День уж на дворе… я и заждался. Яишенку сделал, с травами да хлебом сухим, самое оно, а выстыла!

Это прозвучало с упреком.

- Извини.

- Ничего… я он сейчас скоренько. Каша, небось, упрела. Нести?

- Неси, - в животе противно заурчало. – Все неси…

…кто ж знал, что он так и сделает, и что этого «всего» на кухне окажется изрядно? С другой стороны…

- Должны же быть в жизни и маленькие радости? – спросила Стася Беса, который забрался на лавку и стол оглядел с той деловитостью, что выдавала некоторые душевные сомнения: вдруг да не влезет? К примеру от та огромная рыбина, больше на полено похожая.

Или гора тончайших блинчиков.

Или…

- А… Ежи где? – спохватилась Стася. – Если тут…

- Оне с князем в раборатории, - важно ответствовал Антошка. – Велено было не мешать… сказали, опосля будут. Думаете, хватит им поснедать?

Уставленный серебряными блюдами стол терялся где-то в сумраке обеденной залы.

- Хватит.

- Точно? А то же ж мужики… жруть много, - Антошка погладил округлившийся живот. – Или может еще чего расчинить…

- Не надо!

- Порося можно запечь, ежель целиком. Или гуся лучше? Гречой начинить… - Антошка, всецело отдавшись решению важной сей проблемы, вернулся на кухню, оставивши Стасю в одиночестве.

Впрочем, во-первых, она была не в обиде.

Во-вторых, долго это одиночество не продлилось, ибо, стоило отдать должное блинчикам, полупрозрачным, сладким и без меда, в который их полагалось макать, как что-то изменилось. И Стася ощутила эти перемены всей сутью своей.

И не только она.

Зашипел Бес. Выгнул спину. А Стася поднялась, отложив пирожок, который не лез. Категорически. А уж после в зале появился незнакомый парень в косоворотке.

- К вам гость просится, госпожа ведьма, - сказал он, сгибаясь в поклоне. – Говорит, что родич ваш. Волков, стало быть.

Гость?

Гость – это хорошо… наверное. Или нет?

Гостем оказался пухлый господин, который зябко кутался в шубу. Полы её так и норовили распахнуться, не способные держать напора этого совершенного в своей округлости живота. Яркий широкий пояс, верно, призванный обозначить хотя бы теоретическое наличие талии, давно съехал, а с ним съехала и сабелька, которую господин придерживал рукой. Иногда он хмурил брови, силясь глядеться серьезней, но тотчас о том забывал. И тогда нахмуренные, брови расползались, округлялись этакими тонкими дужками, отчего выражение лица названного господина делалась преудивленным. Еще Стася отметила лысину, которую приоткрыла сползшая набок шапка, и оттопыренные уши, что не дали этой шапки упасть окончательно.

В общем, на Евдокима Афанасьевича господин походил весьма себе слабо. Впрочем, завидевши Стасю, он поднялся, выпятил грудь и с нею живот, отчего шуба вовсе оказалась где-то сзади этакою престранного вида мантией. Рука гостя сдавила сабельку и Стасе в жесте этом почудилось отчаяние.

- Доброго дня, - сказала Стася, причем вполне себе по-доброму.

А что?

Солнышко на дворе. Птички поют. И на старом кусте, на который выходили окна Стасиных покоев, появились тугие белые бутоны.

- Доброго, - сказал господин, хмурясь паче прежнего. – Стало быть, вы называете себе княгиней Волковой.

- Называю, - призналась Стася совершенно чистосердечно.

- По какому праву?! – возопил господин, но голос его дрогнул, отчего получилось совсем даже не грозно, скорее уж потешно.