История катастрофических провалов военной разведки - Джон Хьюз-Уилсон

Последним разведывательным просчетом генерала Гальтиери была недооценка своего оппонента — такого же, как и он, лидера нации, только в женском платье. Здравый смысл подсказывает, что если вашему противнику грозят национальное унижение и потеря своего поста, он сопротивляется этому столь же энергично, как это делали бы вы на его месте. Если бы лидеры хунты располагали качественной аналитической информацией о своем противнике, они бы знали, что воинственные британцы, толпящиеся в пабах и барах, непременно захотят сражаться, даже если мидовцы с их более утонченными душами будут выступать против войны, и что избранный народом лидер, который не сумеет уловить настроения масс и восстановить попранную национальную честь, очень скоро лишится своего поста и уважения нации. Хунта не имела представления о британском характере и свойственной ему агрессивности. Разведслужбы хунты не удосужились проинструктировать ее ни относительно характера британцев, ни относительно последствий для других колониальных территорий Британии, включая Гибралтар, Гондурас и Белиз, если бы вторжение на Фолкленды осталось безнаказанным. Таким образом, существовали веские причины предполагать, что Британия ответит на насилие насилием, и эти причины были очевидны любому «наблюдателю за Британией» в аргентинской разведке. Это необходимо было довести до сведения лидеров аргентинской хунты. Госпожа Тэтчер была не единственным лидером, которого жестоко подвели собственные разведывательные службы.

* * *

Любое упоминание о Фолклендской войне вызывает у аналитиков разведки чувство разочарования и уныния. Было достаточно много сигналов, но они были проигнорированы. Все, кто работал в Уайтхолле в тот период, знали, что эта война не должна была произойти. Равным образом по окончании войны все искренне восторгались торжеством британского оружия. Тот же Королевский флот спас не только свою репутацию, но и само свое существование — если бы Аргентина вторглась на острова годом спустя, экспедиционный корпус уже не удалось бы сформировать, поскольку все суда были бы распроданы. Однако, что бы ни говорил Фрэнкс в своем докладе, разведывательное сообщество знало правду: Аргентина рассматривалась как обитель мира в обстановке холодной войны и не принималась в расчет как потенциальный противник. Лишь очень немногие сотрудники разведки курировали целевые объекты в Латинской Америке или в «остальном мире». Основной целью был Советский Союз.

Фолклендская война дала множество уроков. Моряки узнали, что дешевая пластиковая изоляция электропроводки и дешевые синтетические брюки могут быть смертоносными во время пожара на судне. Сотрудники разведки поняли, что поспешно скопированные страницы из справочника по боевым кораблям и чьи-то личные фотографии в качестве единственного источника более-менее сносных снимков военных самолетов, взлетающих с неизвестных аргентинских аэродромов, не могут служить заменой свежим разведывательным данным. Штаб оборонной разведки убедился, что подробные сведения о радиоэлектронном оснащении ракет союзных государств (например, о частотах повторения импульсов французской противокорабельной ракеты Exocet) могут быть столь же насущно необходимыми, как аналогичные сведения о советских ракетах, и что зачастую их бывает гораздо труднее раздобыть. И наконец, Уайтхолл осознал, что британскую национальную разведывательную оценку нельзя доверять министерству, чей главный интерес состоит в том, чтобы игнорировать информацию, не согласующуюся с его собственной политикой консультирования министров. Одной из первых потерь той войны стала потеря британским МИДом постоянного председательства в Объединенном разведывательном комитете. Одним из последствий доклада Фрэнкса, сделанного в 1983 году, был переход J1C в ведение координатора разведки, работающего с независимым штабом оценки; отныне МИД был всего лишь одним из участников групп текущей разведывательной информации.

Самым ценным из всех приобретений в результате той войны стала «кривая вероятности», или Кривая опасности, которая с середины 1980-х стала появляться на стенах кабинетов в органах разведки всех стран НАТО. Эта кривая убедила даже самых консервативных политиков в наличии взаимосвязи между наиболее серьезными и наиболее вероятными опасностями, причем Фолклендская война пришлась на точку пересечения средней вероятности и средней опасности. Стало ясно, что в дальнейшем разведка должна учитывать вероятные риски, а не только самые худшие ситуации. На похоронах погибших британских солдат правительство Ее Величества внезапно осознало, что помимо Советского Союза в мире существуют и другие опасности. «Нерегиональные конфликты» мгновенно стали популярным предметом для изучения в штабных колледжах по всему миру.

Рис. 3: Кривая опасности показывает, что наиболее серьезная опасность (например, ядерная война), как правило, является наименее вероятной. Наиболее вероятной опасностью является терроризм, но он представляет меньше всего опасности для государства. Труднее всего судить об опасности средней степени вероятности. Классическим примером здесь является Фолклендская война 1982 года. Нападение НАТО на Сербию и Косово в 1999 году показывает, насколько легко ограниченные военные действия могут перерасти в масштабную войну.

Завершающее слово о Фолклендах стоит дать британскому МИДу, той организованной массе мужчин и женщин, которая после войны, в отличие от своих торжествующих коллег в британских вооруженных силах, находилась в удрученном состоянии. Во время парада победы в октябре 1982 года, когда по улицам лондонского Сити гордо маршировали королевские морские пехотинцы и десантники-парашютисты, один честолюбивый чиновник МИДа нагнулся к сотруднику разведки министерства обороны, наблюдавшему вместе с ним с балкона за процессией.

— Полюбуйся, Гарри. Вот наглядный результат того, что происходит, когда страшно непопулярный заурядный автократ прибегает к безумной военной авантюре за рубежом, чтобы завоевать дешевую популярность и избавить себя от ответственности за провал внутренней политики.

Человек из DIS понимающе кивнул:

— Ты абсолютно прав, Чарльз. Гальтиери и его хунта крупно просчитались.

Человек из МИДа возмущенно фыркнул:

— При чем тут Гальтиери? Я имел в виду Маргарет Тэтчер!

Хотя война в Персидском заливе не была просчетом разведки, она стала полной неожиданностью. Когда 2 августа 1990 года иракская армия Саддама Хусейна вторглась в крошечное независимое нефтяное государство Кувейт в верхней части Персидского залива, реакция журналистов и сотрудников разведки по всему миру была одинаковой: «Не верю!» После того как шок миновал, вторая реакция западного разведывательного сообщества была столь же единодушной: «Конечно, если принять во внимание численность армии Ирака...»

Вторжение в Кувейт, пожалуй, более наглядно, чем любой другой из свежих примеров неудач разведки, демонстрирует четкое различие между возможностями и намерениями, которое необходимо учитывать при оценке разведывательных данных. Ибо если какое-либо государство в 1990 году обладало очевидным, готовым к употреблению военным потенциалом, то это был Ирак. На вооружении армии Ирака было 5 тысяч танков, 7 тысяч боевых машин пехоты и 3,5 тысячи артиллерийских орудий. Под ружьем находилось до миллиона иракцев, что в десять раз превышало численность британской армии. Только одних боевых вертолетов у Ирака было больше, чем всех воздушных судов, вместе взятых, у Королевских ВВС и армейской авиации Великобритании.