Война за «Асгард» - Кирилл Бенедиктов

– Это преступление? – Дана сделала над собой немыслимое усилие и посмотрела Карпентеру прямо в глаза. Холодная голубая эмаль – никаких эмоций. Типичные глаза англосакса. – Взять себе сценический псевдоним – это преступление?

– Разумеется, нет. – Фил снова наполнил свой бокал, и Дана заметила, что литровая бутылка опустела почти на две трети. —

Мы сейчас говорим не о преступлениях, а о совпадениях. Самым странным совпадением во всей этой истории, однако, является тот факт, что за четыре года до своей ужасной гибели инспектор дорожной полиции Золтан Лигетти предстал перед судом за непреднамеренное убийство водителя грузовика, показавшегося ему террористом. Не спрашивай меня, почему суд оправдал Золтана, – для нашей истории это неважно. Важно то, что погибшего водителя звали Бронислав Янечков, и он был отцом фотомодели Даны Янечковой, выступавшей на подиуме под сценическим псевдонимом Агота Чапо. Той самой Даны Янечковой, которую Андреас Типфель знал как Аготу Лигетти, а сам Золтан считал... кем? Каким именем он звал тебя, Дана?

– Не знаю я никакого Золтана. – Дана ворочала языком с таким трудом, словно он превратился в свинцовую болванку. – Это все твои измышления, Фил... твои гнусные выдумки... Пусти, я хочу лечь в постель...

– Ляжешь, дорогуша, обязательно ляжешь, – успокоил ее Карпентер. – Осталось совсем, совсем немного. Я ведь только фантазирую, ничего больше. Нет никаких доказательств того, что лжесестра Лигетти, расчленившая его тело на шестьдесят четыре куска, фотомодель Агота Чапо и блистательная Дана Янечкова – одно и то же лицо. Никаких доказательств. Если не считать...

Он замолчал и некоторое время выжидательно смотрел на нее. Дана прикрыла глаза, чтобы не видеть устремленного на нее холодного синего взгляда.

– Офицеру ФБР, занимавшемуся делом Андреаса Типфеля, не потребовалось много времени, чтобы проверить досье Лигетти и собранные Европолом данные. Когда он наткнулся на упоминание о погибшем водителе грузовика и об оправдательном приговоре, который вынес Золтану суд, ему показалось, что он, возможно, взял верный след. Он даже предпринял длинную и опасную поездку за Стену, чтобы расспросить Типфеля получше. Собственно говоря, именно он нашел Сатанаила в лагере Макомба-10. Он привез Типфелю несколько кристаллов с фотопортретами девушек – многие из них были отобраны наугад, но некоторые работали в 36 году в модельных агентствах Будапешта. И знаешь, что интересно, Дана? Он узнал ее. После стольких лет, после бесчисленных тюрем и психушек, куда бросала его судьба, после вскрывших его память мнемохирургов Андреас Типфель узнал свою Аготу. И это совпадение поражает больше, чем все предыдущие. Потому что портрет, на который указал Андреас Типфель, искренне веривший, что видит перед собой Аготу Лигетти, был твоимпортретом, милая.

– Ты же сам говорил – он сумасшедший. – Дана чувствовала, что еще чуть-чуть и она уснет прямо в кресле. Она перегнулась через подлокотник, чтобы поставить недопитый стакан с виски на пол. Платье, в которое она заворачивалась, при этом движении сползло вниз, открыв взгляду Фила крепкие загорелые груди. Нужно было поддернуть его, но руки перестали слушаться Дану. Стакан глухо стукнул об пол, маслянистая жидкость плеснула в нем, тяжело словно смола. Все-таки он что-то подмешал туда. – Никакой суд не станет слушать... не станет всерьез относиться... к словам сумасшедшего...

Карпентер серьезно кивнул.

– Ты права. Конечно, никто не осудит тебя на основании показаний душевнобольного. Но учитывая тот факт, что твой отец, возможно, был террористом, а убитый Золтан Лигетти – как-никак сотрудником полиции, хотя и венгерской, даже свидетельства Типфеля может оказаться достаточно, чтобы провести еще одну мнемохирургическую операцию. На этот раз тебе.

Дана сжала зубы – до боли, до хруста в висках. На мгновение ей показалось, что силы вернулись к ней.

– Мой отец не был террористом. Он не был террористом, слышишь? Он был шофером, обыкновенным шофером, он ездил на «Регуле», на огромном грузовике, возил из Германии воду и пищевые концентраты, а из Будапешта – лекарства. Может быть, они думали, что он везет наркотики, может, им просто захотелось пострелять... только они убили его, а суд их оправдал. Я не знаю, как звали тех мерзавцев, которые убили моего отца, я никогда в жизни их не видела. И ты никогда ничего не сможешь доказать судьям, Фил. Если ты только попробуешь потащить меня в суд, Роберт тебя в порошок сотрет. Все, я выслушала твою историю. А теперь убирайся из моей комнаты, убирайся немедленно! Пошел вон!

Ей даже удалось встать со своего кресла. Ее изрядно пошатывало, но теперь она на две головы возвышалась над Карпентером, который по-прежнему сидел на краю ее постели. Он поднял голову и посмотрел на Дану снизу вверх. Блестящие голубые глаза обжигали, как ледяные лезвия.

– В порошок сотрет, говоришь? А я думаю, у него теперь других забот хватит. Видела сегодня эту девочку, Мэллоун? Уверяю тебя, та еще стервочка. Она Роберта из рук не выпустит, даром что совсем еще соплюшка. Так что, если дело дойдет до суда, босс вряд ли тебе поможет. Конечно, мнемохирургия сейчас совсем безопасна, никаких осложнений, никаких фобий... Два часа сладкого сна – и ты свободна и счастлива. Правда, только в том случае, если ты действительнони в чем не виновата. Но ведь тебе бояться нечего, не правда ли, Дана?

На этот раз улыбка у него вышла почти ласковая. Карпентер поднял руку и потянул и без того сползшее вниз платье за рукав. Шелк зашуршал о шелк, холодная гладкая материя проскользнула у Даны между пальцев, и платье оказалось в руках у Фила. Он скомкал его и небрежно бросил на постель.

– Прекрасная Дана, – произнес он торжественно. – Прекрасная Дана Янечкова.

Его твердые пальцы дотронулись до ее живота. Дана вздрогнула, когда они ощупали золотую корону Сигурда и коснулись мягкой складки внутри пупка, но с места не сдвинулась. Мгновение назад она чувствовала себя достаточно сильной, чтобы выгнать Карпентера из номера, а сейчас из нее снова словно бы выпустили всю кровь. Как манекен, подумала Дана, я стою как манекен. Это неправильно, мне нужно сопротивляться, нужно вызвать полицию... Вместо этого она замерла будто парализованная и смотрела, как движутся его руки.

– Это было бы непростительной ошибкой, – говорил тем временем Карпентер, кладя раскрытую ладонь ей на грудь. – Подвергать столь прелестное создание ужасной процедуре мнемохирургического вмешательства. На правах человека, испытавшего ее на себе, могу лишь посоветовать не доводить дело до крайностей.

Его короткие волосатые пальцы обследовали ее правую грудь. От них исходило тепло – не жар, а обессиливающее, расслабляющее тепло. Движения его были почти нежными, в них не чувствовалось спешки, грубости, нетерпения. Карпентер слегка помассировал грудь у самого основания, затем несколько раз аккуратно сдавил ее и наконец взялся двумя пальцами за сосок. Дана попыталась перехватить его руку, чтобы отбросить эти наглые, жесткие, умелые пальцы, но не смогла напрячь мышцы. Голова ее немилосердно кружилась, и каждое резкое движение могло закончиться потерей равновесия и падением на пол. Этого Дана боялась больше всего. Упасть – означало полностью сдаться на милость Филу, а в его благородстве она сильно сомневалась.