Азиль - Анна Семироль

Детина бурчит что-то неразборчивое и исчезает за дверью. Жиль прислоняется спиной к шершавой бетонной стене и закрывает глаза.

«Он вспомнит. Обязан. Учитель говорил, что договор между ними нерушим», — думает мальчишка, поглаживая ушибленный бок.

Он успевает задремать, когда дверь снова открывается. Сильная рука вздёргивает его за шиворот, на голову набрасывают не то мешок, не то тряпку, правую кисть заворачивают за спину. Жиль и не думает сопротивляться: покорно плетётся туда, куда его направляют. Всё хорошо, говорит он себе, всё правильно. Он не считает повороты, подъёмы по лестнице, спуск вниз. Зачем всё это запоминать, если не видишь смысла возвращаться обратно?

Лязгает дверной засов. Звук шагов приобретает иной оттенок: коридор сменился комнатой. Толчком в плечо Жиля заставляют сесть, и он неуклюже плюхается на стул. Тут же на запястьях за спиной смыкаются металлические браслеты. Мешок с головы снимают, и заливающий комнату свет бьёт в глаза.

— Доброе раннее утро, — звучит из-за плеча знакомый голос. — Не чаял тебя ещё раз увидеть. Что тебя сюда привело, Жиль?

— Мне н-нуж-жна работа.

— Наглец, — голос Сириля теплеет. — Твоя косая подружка обеспечила весь сектор неприятностями, а ты работу просишь. Мне проще тебя сдать полиции. Или ты пришёл рассказать мне, где девка?

— Зн-нал бы — не п-пришёл, — угрюмо отвечает мальчишка.

Сириль обходит его, становится напротив, загораживая свет. Он в халате из искусственного шёлка, волосы всклокочены. Видимо, его подняли с кровати. Теперь Жиль может рассмотреть комнату, в которой находится. Ничего примечательного: бетонный куб четыре на четыре метра, одна мерцающая лампа под потолком, и вторая — за спиной Сириля, на большом пластиковом ящике. Судя по сопению позади Жиля, у двери ещё и телохранитель стоит.

— Это легко проверить, дружок, — качает головой Сириль. — Никто не может терпеть боль долго. Если потребуется — ты быстро скажешь, где она и с кем.

— Зн-наю, не д-дурак. Будь я с ней — не искал бы раб-боту у т-тебя, — собственный голос успокаивает, Жиль говорит всё увереннее. — Но она ушла, а я один. В-вот так вот.

— Ну-ну, — Сириль присаживается на корточки перед мальчишкой. — И теперь наш бравый вояка не может нигде приткнуться, кушать нечего даже в мусорных баках, а любая попытка устроиться на работу через соцслужбу выдаст тебя властям. Но подыхать не хочется, и ты хватаешься за последний шанс. Так?

— Да.

— А почему ты думаешь, что я тебе помогу?

Жиль медлит, внимательно изучая лицо Сириля. Спокойное, немного печальное лицо немолодого человека, от которого сейчас полностью зависит его, Жиля, судьба.

— Вы м-могли не впустить. Пропустить мимо ушей т-то, что я п-передал. Но у вас д-договор. Сейчас неспокойно, и в-вам нужны бойцы. И вы — ч-человек слова.

— А ты — лучший мечник из учеников Ланглу, — кивает Сириль. — Я помню. А что ты не пошёл в Собор?

— Там я н-на свету. Тут б-буду в тени.

— Логично. Да. Пожалуй, ты мне пригодишься. Но с условием.

Сириль подходит к ящику, выключает раздражающую глаза лампу и продолжает:

— Полгода ты не выходишь из этого здания. Вообще. В крайнем случае — только с моего позволения и в сопровождении. Для меня это вопрос моей безопасности. Для тебя — вопрос жизни. Ну?

Испытующий, цепкий взгляд словно пытается просверлить в Жиле дыру. Мальчишка отводит глаза.

— Я с-согласен.

Сириль кивает и улыбается углами рта. С Жиля тут же снимают наручники, наскоро обыскивают. Он стоит посреди комнаты, обессилевший и поникший. Вот и всё. Теперь ты при деле, парень. А она… не в первый раз уходить с пути дорогого человека, чтобы не мешать.

— Так, — распоряжается Сириль охраннику. — Мальца — в комнату Дидье с комплектом одежды и постелью. Жиль, завтрак в восемь. И придётся тебе ладить с моими людьми. И потерпеть, если они решат на тебе отыграться за былое. Понял, боец?

Жиль равнодушно кивает и покорно выходит в коридор. Сириль гасит в комнате свет и возвращается в свою кровать. Ни один, ни другой не испытывают сомнений в верности принятого решения.

— Ты зря сюда пришёл, — неторопливо помешивая ложкой кашу с соевым «мясом», говорит Дидье.

Жиль молчит, смотрит в свою тарелку. Лучше всего не отвечать — так Дидье быстрее отвянет. Если ему нравится раз за разом садиться напротив в столовой и изводить бывшего приятеля язвительными речами — это его проблема, но никак не Жиля. К тому же Сириль велел терпеть — и Жиль терпит вот уже третий день. Молча моет полы на трёх этажах и несёт вахту в самые поганые часы, когда спать хочется больше, чем жить. Всё это вполне терпимо, когда над душой не стоит поганец Дидье. В первую же ночь он от души отпинал Жиля — но, видимо, этого ему было мало. Стоило мальчишкам оказаться вне поля зрения Сириля, и Дидье из кожи вон лез, чтобы зацепить Жиля побольнее.

— Думаешь, раз ты старше, чем я, тебе тут что-то светит? — вполголоса спрашивает он, поправляя воротник добротного жилета из искусственной кожи. — Думаешь, словишь шанс, выпендришься — и тебя заметят? Ха! Тебя взяли только потому, что у нашего прежнего мойщика сортиров кулак в унитазе застревал.

Старательно считая про себя до ста, Жиль доедает суп, облизывает ложку и подчищает остатки в тарелке куском лепёшки. Руки чешутся засветить мальцу в ровно выбритую полоску на аккуратно подстриженном виске, но нельзя. Хотя это так просто, когда соперник на голову ниже тебя ростом и явно себя переоценивает.

— Попрошу, чтобы тебе жратвы меньше давали. Подольше протянешь на своём месте, — продолжает Дидье.

Он откидывается на спинку стула и, красуясь, напрягает бицепсы то одного плеча, то другого. Жилю откровенно наплевать, в какой Дидье форме. Ему сейчас куда важнее не дать этому придурку в нос.

— Боннэ, а что ты в Собор не вернулся? Вроде все, кому бабы не дают, там собираются.

Жиль медленно выдыхает. Берётся двумя руками за край стола, резко скользит на пятке под стол, подцепляет носком перекладину стула Дидье и дёргает на себя. Мальчишка с грохотом падает. К нему спешит кто-то из взрослых, но Жиль оказывается рядом первым.

— Н-не за меня. За Учителя, — бросает он. И плюёт на пол возле лица Дидье.

Разнимают их с трудом, растаскивают по комнатам и запирают до возвращения Сириля. Жиль садится у стены и злорадно хохочет, слушая, как по соседству бесится и шипит, как разъярённый кот, потрёпанный Дидье. «Как поднялся, так и шмякнешься», — думает Жиль, и на душе у него легчает. Нет, Дидье вовсе не мерзавец. Просто его мало били за то, что он говорит, не думая. Ничего, у Жиля полно времени, чтобы это исправить. Он садится на пол в углу, подтягивает колени к груди и дремлет. И видит на грани сна и яви, как город, на который он смотрит с крыши высотки, затягивает Синим льдом. И с каждым ударом сердца кристаллов становится всё больше и больше.