Поцелованный богом - Лариса Соболева

– Сходи с ребятами без всяких оснований. Думаю, он как увидит вас, таки начнет без уговоров давать показания по делу Спасского. Попробуй, не прогадаешь. К тому же ты героем станешь, поверь. Да, по своим каналам я узнал, что анонимка на племянницу – пасквиль.

Глядя вслед Каюрову, Сергей посмеивался и набирал номер. Сообщив Ипполиту Матвеевичу, что тот может возвращаться в город, он поехал на вокзал.

– Ну вот и все, бабушка... – Майя поставила чемоданы в прихожей, присела на край стула. – Спасибо тебе, что даешь мне свободу.

– Майя, если ты из благодарности с Ренатом решила соединиться, то это не самый удачный способ избавиться от прошлого. Моя мать из благодарности жила с отцом почти всю жизнь, ничего хорошего из этого не вышло.

– Ты никогда о ней не рассказывала. Почему?

– Потом как-нибудь... Это не очень весело.

Майя запрокинула голову, глядя в потолок:

– Я не могу здесь оставаться. Мне противно. Все будет напоминать... Ренат предложил уехать с ним, я согласилась. Не знаю, может, это глупо... Но почему нет? Что я теряю? Страстная любовь у меня была, и хватит, думаю, разумные отношения на взаимном уважении более надежны. Я не хочу быть одна, бабушка, не хочу. А ты живи здесь, не ходи в тот дом.

– А как же твоя фирма?

– Я с Федькой договорилась, он меня заменит, а там посмотрим. Ничего, он парень с хваткой, справится. Мои риелторы ему помогут.

– Ну как знаешь. Это похоже на бегство.

– А я и бегу. Ладно, идем, а то нас заждались.

Чемоданы забросили в джип, Майя попрощалась со всеми, села. Ренат обнялся с Сергеем, тот шепнул ему:

– Ну ты мастак. Сюда приехал с ногами, отсюда уезжаешь с ногами. Гляди, ноголюб, Майку не обижай.

– Да ладно тебе, – смутился Ренат. – Да, за нож спасибо, пригодился.

– Ну, тогда держи на память. Не пригодилась.

Он положил ему на ладонь гранату, Ренат со стоном вздохнул, поняв намек.

Прошло немного времени, он выехал из города, и вдруг свернул с трассы.

– Куда это мы? – спросила Майя.

– Сейчас увидишь.

В безлюдном месте, где простиралось поле, Ренат вышел из машины и швырнул гранату. Взрыв взметнул землю, потом, все стихло. Ренат уселся за руль, включил музыку.

– Что это было? Зачем? – озадачилась Майя.

– Чтоб никому не пригодилась, – улыбнулся Ренат. – А теперь вперед!

В тот же вечер уехал к жене и Сергей.

Прошел месяц. Марлен Петрович медленно, но поправлялся. Он был мрачен, озабочен, скрашивали часы уныния только внуки. Понемногу работал, без нее, работы, жизнь останавливается, голова наполняется негативными мыслями, сердце давит.

Однажды теплым утром Марлен Петрович полулежал в кресле перед детской площадкой и наблюдал за мальчиками, как вдруг секретарь по личным вопросам его огорошил:

– Вас спрашивает старушка, Яурова Маргарита Назаровна. Говорит, что вы примете ее.

Недоумение и любопытство промелькнули на лице Марлена Петровича, он разрешил, хотя разволновался:

– Приведи.

Гостье принесли пластиковое кресло. Маргарита Назаровна присела, всматриваясь в лицо старика. Ему стало неприятно:

– Добить меня пришла?

– Бог с тобой, Марлен, – махнула она рукой. – Я пришла помириться.

– Не понимаю, – раздраженно бросил он.

– Нас как магнитом тянет друг к другу. Когда я увидела тебя в самолете, то подумала: что-то случится, это не к добру.

– Наши мысли совпали. Потом я узнал, кто любовница моего сына, мне стало страшно, я тоже ждал: что-то случится.

– И случилось. Почему? Почему мы все время сталкиваемся? Я боюсь, очень боюсь...

Она осеклась, потому что всегда говорила, что ничего уже в своем возрасте не боится. Марлен Петрович проворчал:

– Ну и чего же ты боишься?

– Тебя. Твоих детей. Твоих внуков. У меня осталась одна внучка. Полагаю, у нее будут дети... и я боюсь, что однажды твои внуки пересекутся с ними. И опять произойдет что-то ужасное. А если мы с тобой сможем примириться, появиться надежда, нас там простят, – она указала пальцем в небо.

– И как это примирение что должно выглядеть?

– Не знаю. Что-то должно поменяться в душе...

Марлен Петрович задумался: а вдруг эта бабка права? Вдруг действительно существует нечто посильнее человека и моделирует ситуации, управляя людьми, как марионетками? Он смотрел на внуков. Нет, он не хочет им зла, даже если его душа не принимает призыва старухи, он протянет ей руку. И протянул:

– Держи, вот моя рука.

Она сжала сухими пальцами его ладонь, улыбнулась:

– Это хорошо. Это правильно.

– Кофе будешь?

– Я пью только чай. (Он позвонил и попросил принести чай). Скажи, Марлен, как случилось, что ты жив?

– А ты не знаешь? – изумился он.

– Нет, – потупилась она. – Так получилось... Я только помню, что убила тебя... ножом.

– Передушим их, как котят, – наступая, рычал Петро. – Без шума обойдемся.

По знаку отца Владлен кинулся на Леона, Марлен погнался за Ритой, а сам Петро набросился на Катю. Но умирать никому неохота, все отчаянно боролись, и не сразу сообразили позвать на помощь. Катю Петро повалил на пол и пытался схватить за горло, она отбивалась руками и ногами, выскальзывала, как змея.

Труднее пришлось Владлену. Леон, изловчившись, заехал кулаком ему в лицо, затем оттолкнул ногой и бросился в прихожую. Там снял со стены ружье, с которым Назар ходил на охоту, но тут появился Владлен. Леон ударил его прикладом в грудь, сын Петро снова отлетел, сметая все на пути, врезался в стену. Этого времени Леону хватило, чтобы зарядить ружье. Не раздумывая и не целясь, он выстрелил, Владлен охнул, и рухнул на пол. Леон кинулся в комнату.

Петро был сильнее Кати, он ухватил ее за горло и душил, душил с наслаждением, торжествуя и смеясь. Раздался выстрел. Петро замер, руки его ослабли, но он не отпускал жертву...

К тому времени на кухне Марлен повалил Риту на стол, его ладонь легла ей на нос и рот, перекрыв доступ кислорода. Он был большой и сильный. Она смотрела в его лицо и уже не надеялась вырваться. Но его испугал первый выстрел, инстинктивно он приподнялся и оглянулся, слегка ослабив захват. Все это время Рита шарила рукой по столу, ведь среди чистой посуды лежали вилки, ложки, ножи. Она нащупала нож и, когда раздался второй выстрел, воткнула нож ему в живот...

– Господи... – дрожала Катя, осматривая трупы. – Господи... Что же делать?