Обман - Валерио Эванджелисти

Пьетро Джелидо побледнел.

— Монсиньор, я полагаю, что верно служил императору, равно как и герцогу.

— Верно служили? Я бы этого не сказал. Оба они католики, как и я, а вот о вас идет слава как о неистовом и фанатичном гугеноте. В Лионе вы без зазрения совести руководите консисторией еретиков, а в Париже вас разыскивают как убийцу стражи. Инквизитор Ори указывает на вас как на преступника и подстрекателя надругательства над изображениями святых. Дня не проходит, чтобы я не получил из какого-либо уголка Франции донесения о ваших бесчинствах… И вы еще говорите о верности!

Катерина поняла, что Пьетро Джелидо пропал, и втайне этому порадовалась. Он уже готов был сдаться и выискивал аргументы, пытаясь вяло защищаться.

— Монсиньор, я полагал, что служба герцогу Козимо касается только политики, но никак не личных убеждений. Среди его эмиссаров есть Пьетро Карнесекки, который…

Торнабуони в гневе перебил его:

— А вот этого имени вам лучше было бы не произносить! Еще один ведомый кальвинист, фанатик почище вашего!

— Однако Козимо только что вызвал его в Италию, чтобы сделать одним из своих послов в Венеции!

— Вызвал, совершенно верно, но тут же уведомил о его деятельности римскую инквизицию. Если ваш друг Карнесекки еще не в тюрьме, то быстро там окажется, и его ждет костер. — Торнабуони сделал паузу, словно давая понять, что та же угроза повисла и над головой собеседника. — Теперь вам понятно?

Пьетро Джелидо опустил голову.

— Я понимаю, что Козимо хочет любой ценой снискать расположение Юлия Третьего, даже если это будет стоить жизни его самым верным слугам.

Епископ и не пытался это отрицать, наоборот, он с горячностью кивнул:

— Браво, вы недалеки от истины. Вас ограничивает то, что вы идеалист. Такие агенты, как вы, никуда не годятся: вы устраиваете шумиху, когда надо действовать тихо, вы выставляетесь, когда надо вести себя скромно. Вы очень высоко себя цените, а на самом деле вы ничтожество, пустое место.

Катерина, хоть и была рада видеть унижение Пьетро Джелидо, сочла нужным вмешаться:

— Вам не кажется, что вы несправедливы, монсиньор? Так или иначе, а это наша заслуга, что герцог Козимо избежал атак французских войск. Это мы выступили в роли посредников между кардиналом де Турноном…

Торнабуони поглядел на нее с сочувственной усмешкой.

— Судя по всему, герцогиня, вы не в курсе последних событий. Несколько дней назад сиенцы под командованием Пьетро Строцци и других флорентийских эмигрантов прорвали осаду. Герцог Козимо доверился нерадивым и нерасторопным правителям и теперь находится в растерянности и склоняется к тому, чтобы покориться Флоренции. Силы Карла Пятого во всей Центральной Италии оказались под угрозой, и их поражение — вопрос часов, если они уже не сдались.

Катерина с тревогой восприняла известия, но запугать себя не позволила.

— Но вы же не можете обвинить нас в том, что произошло.

— В этом вы совершенно правы, герцогиня. Ценность шпиона определяется результатами его деятельности, а ваши результаты равны нулю. И знаете почему?

— Не знаю. Так почему же? Не изволите ли сказать сами? — Катерина все еще держалась вызывающе.

— Не замедлю. Вам поручили быть посредником между кардиналом де Турноном и Козимо, а вы, герцогиня, занимались уж не знаю какими своими делами и перепоручили миссию другому, некоему Габриэле Симеони, астрологу и так называемому писателю.

— И что же?

— Представьте себе, этот Симеони оказался на службе Екатерины Медичи и короля Франции. Он порвал всякие отношения с Козимо после того, как тот отказался от его липовых гороскопов. И вместо того чтобы заставить французов думать, что Козимо идет с ними на сближение, он раскрыл связи герцога с Карлом Пятым и тем самым сделал гражданскую войну неизбежной.

У Катерины перехватило дыхание.

— Козимо — французский агент? Невероятно!

Епископ коротко рассмеялся.

— Симеони оказался настоящим шпионом: он хорошо знает законы надувательства. Вы же всего лишь легкомысленная, пустая женщина. Что же до него, — он указал на Пьетро Джелидо, — то это негодяй, способный испортить любое дело, в которое ввяжется. Вы оба больше не служите ни Козимо, ни Карлу Пятому, ни мне.

Воцарилось долгое, тяжелое и мрачное молчание. Униженная Катерина ощутила полную опустошенность. Пьетро Джелидо продолжал стоять со скрещенными руками, но не поднимал глаз от пола и бледнел.

Торнабуони первым нарушил молчание и проговорил, скандируя каждый слог:

— Здесь, во Франции, судари мои, вам больше места нет. Мне бы следовало вас наказать, но у меня нет ни времени, ни желания. Кроме того, мне не хочется огорчать дочь мадам, в которой помню доброго друга, — Он вздохнул, — Вам будут предоставлены охранные грамоты до Милана. Герцог Альба готовится принять на себя управление городом. Он в родстве с домом Медичи и, думаю, примет вас дружелюбно. Я же больше не желаю о вас слышать.

Он поднял руку и указал пальцем на дверь.

— А теперь уходите, и горе вам, если вы еще хоть раз ступите на землю Франции.

Пока они спускались по лестнице в сопровождении того же мажордома, чья физиономия на этот раз выглядела мрачной и кислой, Пьетро Джелидо шепнул Катерине на ухо:

— Лучше бы они убили нас раньше, пока не прошло еще десять впустую потраченных лет нашей жизни.

Она пожала плечами. Потом прошептала про себя:

— Это ты заплатишь жизнью, убийца.

Франсуа Берар придержал запряженную в двуколку резвую лошадку, в которую словно вселился бодрящий весенний дух. Посреди цветущей долины, среди зеленеющих оливковых рощ и густого разнотравья, виднелось множество повозок и лошадей.

Берар обернулся к Мишелю, который сидел рядом.

— В Салоне рождение уродцев стало явлением повальным. Помнишь козла с двумя одинаковыми головами, которого нашли в Ауроне в прошлом году?

Мишель кивнул:

— А еще раньше в Сена родился двухголовый ребенок. Тех, кто его видел, поразила полная схожесть обеих голов. А тельце было очень симметрично, и это наводило на мысль, что две головы — вовсе не аномалия, а порождение физической структуры, по-своему разумной, хотя и отличной от нашей. — Он слегка вздохнул. — Бедный малыш, к счастью, он сразу умер.

— Вот-вот, — согласился Берар, пытаясь заставить лошадь идти шагом, — Знаете, Мишель, я сейчас читаю ваши пророчества. Они превосходны, но полны тревожных образов. И монстров там видимо-невидимо. Я прочел жене текст о «полупане-полусвине», и она перепугалась до смерти.

Мишель улыбнулся и продекламировал:

De nuit soleil penseront avoir veu