Маршал Малиновский - Борис Соколов

Родион Яковлевич очень точно вскрыл неприятельскую группировку на юге и определил направления основных ударов. Верховный же главнокомандующий думал, что немцы наносят мощный удар не только в направлении Сталинграда и Кавказа, но и у Воронежа в обход Москвы с юга, а на донских плацдармах у Ростова у немцев не танки, а фургоны. Поэтому резервов Малиновскому не давал, а тратил их в бесполезных и безрезультатных контрударах на Воронежском направлении, где немецкие войска давно уже перешли к обороне. И как раз для того, чтобы свалить вину с больной головы на здоровую, 28 июля появился приказ № 227, где утверждалось, будто «часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором». Но в глубине души Сталин понимал, что Малиновский оказался прав, и, хотя и снял его с командования Южным фронтом, доверие к Родиону Яковлевичу сохранил. Вскоре Малиновский был назначен командовать элитной 2-й гвардейской армией, а потом опять оказался во главе фронта.

Е.Е. Мальцев вспоминал:

«Учитывая реально сложившуюся обстановку, командующий Южным фронтом генерал-лейтенант Р.Я. Малиновский в целях улучшения оперативного положения приказал в ночь на 28 июля отвести войска левого крыла фронта на рубеж, проходивший по южному берегу реки Кагальник и Манычскому каналу. Но к этому времени противник усилил свои войска свежими резервами и обрушил на наши части и соединения новые мощные удары. В этих условиях они далеко не всегда могли организованно отойти на указанные рубежи. Штабы фронта и некоторых армий часто теряли связь со своими войсками и не всегда имели точные данные о положении подчиненных частей. За двое суток танковые силы врага значительно продвинулись на сальском направлении.

К концу дня 28 июля между армиями фронта образовались большие разрывы, оборона была нарушена. Войска, особенно правое крыло фронта, будучи не в состоянии сдерживать натиск значительно превосходящих сил гитлеровцев, продолжали отступать на юго- восток.

В эти дни мне довелось встретиться с Родионом Яковлевичем Малиновским. Похудевший и осунувшийся, с серым от бесконечной усталости лицом, в пыльной одежде, командующий фронтом все-таки сохранял свойственные ему бодрость и подвижность. Но нельзя было не догадаться, какое тяжелое бремя лежало сейчас на душе генерала Малиновского.

Сдержать танковые дивизии врага нечем. Против тысячи с лишним фашистских танков у командующего Южным фронтом — чуть более ста, против тысячной армады самолетов — 130 машин. А войска фронта получили приказ прикрыть огромную территорию, отстоять богатства Кавказа. И без того молчаливый, Родион Яковлевич, говорили, теперь часами не произносил ни слова, погруженный в тяжелые раздумья.

— Отступать? — повторял он иногда сокрушенно один и тот же вопрос. — Но до каких пор? Ведь у нас появится достаточно сил, чтобы остановить врага! Пока мы пытаемся перешибить плетью обух… А это затея бесперспективная. Необходимы свежие силы… И мы их обретем…

28 июля Южный и Северо-Кавказский фронты преобразовались в один — Северо-Кавказский. Командующим Северо-Кавказским фронтом был назначен Маршал Советского Союза С.М. Буденный, которому в оперативном отношении подчинялись Черноморский флот и Азовская военная флотилия. Заместителями командующего стали генерал-лейтенант Р.Я. Малиновский и генерал-полковник Я.Т. Черевиченко, начальником штаба фронта — генерал-лейтенант А.И. Антонов».

У вермахта не было достаточных сил, чтобы удержать все расширявшийся фронт наступления. Даже если бы не произошло окружения армии Паулюса, немцам пришлось бы отдать все, завоеванное в летней кампании, и без всяких шансов предпринять в 43-м году в России новое наступление со стратегическими целями. После того, как не удалось уничтожить советские войска в районах Воронежа, Ворошиловграда, Миллерова и Ростова, операция «Блау» — план немецкого наступления на Юге летом 42-го — фактически провалилась. К концу июля Брянский, Юго-Западный и Южный фронты Голикова, Тимошенко и Малиновского, пусть и с большими потерями, но смогли отступить за Дон, хотя и удостоились за это нелестного приказа № 227. Но на самом деле это отступление спасло Красную армию. Западнее Дона немцы смогли захватить всего 88 689 пленных, 1007 танков и 1688 орудий, что было значительно меньше, чем под Харьковом и в Крыму. За Ростовом немецкий фронт все увеличивался, и для его удержания у немцев не хватало сил. У Сталина же были большие резервы. На 1 мая 1942 года в резерве Ставки имелось 10 стрелковых и 4 кавалерийские дивизии, 15 стрелковых и мотострелковых и 3 танковые бригады. Во внутренних округах насчитывалось 74 стрелковые и горнострелковые, 19 кавалерийских дивизий, 60 стрелковых, мотострелковых и воздушно-десантных, 23 истребительные и 85 танковых бригад, не считая 15 дивизий и 8 бригад оперативных войск НКВД, предназначенных для ведения боевых действий. Кроме того, в составе группировок войск в Иране и на Дальнем Востоке насчитывалось 40 дивизий и 36 бригад, значительная часть которых была в дальнейшем использована на советско- германском фронте. И все время формировались новые дивизии и бригады. У немцев же резервов практически не было. С октября 1942 и по март 1943 года они смогли перебросить на Восток лишь 13 пехотных и 4 танковые дивизии, сформированные или восстановленные на Западе, и 16 только что сформированных авиаполевых дивизий, обладавших низкой боеспособностью.

Генерал-лейтенант Алексей Иванович Нестеренко, с мая 1942 года возглавлявший оперативную группу гвардейских минометных частей Южного фронта, вспоминал: «Утром 7 августа в Белореченской мы встретились с Р.Я. Малиновским, доложили ему о состоянии своих частей и отданных нами боевых распоряжениях. Как всегда, Родион Яковлевич спокойно и внимательно выслушал нас и рекомендовал выехать в Майкоп, чтобы гвардейскими минометными дивизионами усилить оборону этого очень важного направления.

В своем штабе мы срочно оформили приказ, устно отданный в Лабинске, и выехали в Майкоп. В приказе гвардейским минометным частям ставилась совершенно самостоятельная задача — держать оборону, прикрывать отход наших войск к Майкопу и вести борьбу с танками противника…

В ночь на 9 августа штаб опергруппы разместился в Хадыженской, на ее северо-западной окраине. Утром мы должны были представиться Маршалу Советского Союза С.М. Буденному. Штаб готовил нам справку о состоянии частей. И вдруг неожиданно появился Москвин. Вид у него был озабоченный.

— Что случилось, Арсений Петрович? — спросил я.

— Танки противника форсировали реку Лаба южнее Лабинска, обходят нас справа, идут на Майкоп. Все попытки гитлеровцев форсировать Лабу на участке Курганная, Лабинск нами отбиты. Прошу разрешения срочно отвести дивизионы к Майкопу.

Москвин был прав: следовало немедленно снимать дивизионы с рубежа реки Лаба и перебрасывать их на оборону Майкопа. Однако для этого нам требовалось разрешение маршала С.М. Буденного. Ломаковский, Москвин и я срочно выехали к нему. Мы ехали с тревожным сообщением и крайне неприятной просьбой… Но другого выхода у нас не было. Если наши части не отойдут к Майкопу, фашистские танки и мотопехота могут ворваться в него и закрыть выход в горы.