Нить неизбежности - Сергей Станиславович Юрьев

— Продолжай, — уже более заинтересованно повторил Несравненный. — Только не будь слишком многословен.

— Короче, — сменил тон генерал Квабб. — Нам же плевать, сколько времени их вот так вот изматывать. Лет через сто или двести им так обрыднет эта мясорубка, что они сами на сковородку попросятся, а мы им — хрен в задницу. Мол, за что боролись, то и получите.

Квабб умолк, смакуя плоды своего стратегического мышления и мысленно протыкая в погонах дырку для очередной, девяносто третьей, звёздочки.

— Ты меня успокоил, — неожиданно добродушно сказал Несравненный, и у Квабба похолодели конечности. Похвала Их Непотребства могла иметь самые непредсказуемые последствия, а Квабб как архимерзейший стратег…

Гигантская рептилия отправила рогатую жабу в пасть вместе со всеми орденами и прочими регалиями, и теперь Кваббу предстояло выйти примерно через то же место, куда сейчас направлялся зелёный чёртик, если, конечно, Несравненный не возжелает переварить его без сухого остатка. Впрочем, это был не худший выход из создавшегося положения и явный знак того, что Их Непотребство целиком и полностью одобрили предложения своего стратега.

6 октября, 19 ч. 10 мин., о. Сето-Мегеро.

«А почему бы не спросить у самого Тлаа о том, где может находиться эта штука?» — это соображение посетило его столь внезапно и показалось таким заманчивым, что Харитон даже отказался от мысли нанести визит старухе, тем более что пошли уже четвёртые сутки ожидания аудиенции, а проклятый петух никак не желал пропустить его за ограду. В конце концов, много ли толку от того, чтобы явиться к Марии и сообщить, кто именно пытался спасти её от гнусного отравителя, подлого наёмника, который нагло пытался втереться в доверие? Время всё равно упущено. Даже если она и упомянет в своём завещании без вести пропавшего гражданина Соборной Гардарики Харитона Стругача, то едва ли эта запись займёт много места. Она наверняка сразу сообразила: во флаконе вовсе не то, что говорил Свен, иначе не стала бы настаивать, чтобы тот выпил первым. Теперь он и виноват во всём, бравый солдат, согласно смете… Старуха, поняв, в чём дело, скорее всего, сама отправила вояку к предкам, но это не означало, что о нём можно забыть. Алкаш Рано, например, однажды упился до полного не могу и попёрся купаться. Двое суток без малого пытался собой рыбок покормить, а когда на берег вынесло его, посиневшего и вздувшегося, так Лида, эта маленькая дрянь, только руку приложила ему ко лбу, слегка всплакнула, и пожалуйста — очнулся этот отброс общества и сразу же к бутылке потянулся. Оказалось, что мёртвые хоть и не потеют, а с бодуна им тоже несладко приходится.

Харитон разобрал винтовку и уложил её в чехол, думая теперь только об одном: попытаться прошмыгнуть к Чаше незамеченным или всё-таки отметиться у Марии? Старуха вполне могла быть не в духе, и раньше нередко случалось, что она под настроение просто вышвыривала с острова тех, кто пытался без её ведома пообщаться с Тлаа. Хоть вид у неё неважнецкий, а собачиться с ней ещё рановато — лучше всё-таки подождать, пока сама окочурится. Да и вообще, разговаривать с ней без толмача — дело тухлое. Вот Свен, покойник, здорово устроился — шесть языков успел освоить без падежов в пределах устава караульной службы. Жалко — без толку жизнь свою положил. Но что поделаешь — несчастный случай на производстве. Польза от него была бы, но не за всякой пользой стоит гоняться. Люди — скотина неблагодарная, и было бы обидно в самый ответственный момент, когда уже всё на мази, схлопотать пулю в спину. А вот что Маркела шлёпнуть пришлось — это жаль. Уходить надо было, а он, гнида, в штаны вцепился, как клещ, — не сдвинешь. Рано или поздно он бы всё равно раскололся — и про Диск, и про всё остальное, никуда бы он не делся. А теперь вот ищи-свищи, пока не облысеешь…

Значит, так… Главное — представить себе, как он выглядит, припомнить вырезанные на нём знаки, почувствовать то тепло и лёгкое покалывание, которое охватывает ладонь, когда берёшь его в руки. Интересно, почему Олав Безусый, имея такую вещицу, пользовал её только для того, чтобы бродить где ни попадя и соваться куда не надо? Не врубался, наверное, толком, какая сила в его руки попала… Дикий народ эти варяги, дикий и туповатый. Взять, например, Свена того же…

Так, хватит мечтать, пора и делом заняться. Мария после раннего ужина обычно дремлет часок-другой, только бы петух не разорался, тварь бдительная…

Харитон осторожно шагнул на тропу и, стараясь ступать как можно тише, двинулся в сторону Чаши. К старухе можно было заглянуть и на обратном пути, если в этом ещё будет надобность. Поначалу всё шло гладко — до тех пор, пока он не дошёл до развилки.

— Сволочь! Где?! — Словно из-под земли поднялся Рано Портек и вцепился в воротник рубашки. — Куда пузыри дел, сука?! Выжрал?!

— Да тихо ты. Какие пузыри? — искренне изумился Харитон. — Не проспался, что ли? — Он оттолкнул Рано в заросли, и оттуда донеслись всхлипы и неразборчивые причитания.

Пора было двигаться дальше, но что-то мешало решиться на следующий шаг — как будто впереди разверзлась невидимая пропасть. Со стороны хижины раздался боевой петушиный вопль и недовольное кудахтанье. Рано, видимо, решив не связываться со вспыльчивой птицей, бодро уползал на четвереньках в сторону водопада — только покачивание листьев папоротника выдавало направление его поспешного отхода.

Теперь оставался только один выход — немедленно явиться к Марии и попытаться растолковать ей на пальцах, что произошло и как он, гражданин Соборной Гардарики Харитон Стругач, пресёк коварный замысел подлого варяга.

Тень промелькнула над головой, и в следующее мгновение здоровенные когти железной хваткой вцепились ему в загривок, сверху обрушился воздушный поток, а земля стремительно ушла из-под ног. Он кричал, но встречный ветер относил крик в сторону океана, и невозможно было услышать собственных воплей. Внизу промелькнул водопад, потом зелень сменилась обнажённым камнем, а вскоре рядом закружила мелкая белая крупа — медленные взмахи исполинских крыльев подняли снежную сыпь со сверкающей на солнце поверхности ледника. Морозный воздух обжёг щёки, а петух, выросший до неимоверных размеров, поднимался всё выше и выше. Когда внизу показалась двугорбая вершина, когти, впивавшиеся в плечи, разжались, и Харитон лишился чувств, испытав напоследок приступ холодного липкого ужаса.

Сознание возвращалось медленно, и он не хотел, чтобы оно возвращалось… Почему-то казалось, что стоит открыть глаза, и он увидит ухмыляющегося Свена с развороченным черепом или что-нибудь ещё более нелепое и жуткое. Сладкая мечта о фарфоровом мире, изящном, изысканном, сверкающем и послушном, ради которого можно пойти на всё и перешагнуть через всё, представлялась ему теперь прекрасной хуннской вазой, по которой с болезненным хрустом расползались мелкие трещины, и вот-вот она осыплется, превратившись в бесформенную груду осколков. И это было неизмеримо страшнее только что пережитого ужаса. Каждая новая трещинка в голубоватом фарфоре болела как собственная рана.

Петух как ни в чём не бывало прогуливался по двору и даже выглядел слегка сонным. Мария сидела в кресле напротив и, глядя ему в глаза, протягивала чашечку давно остывшего кофе, может быть, ту самую, которая предназначалась для неё — с целебным снадобьем, хуннским бальзамом, шаманским зельем, вакциной правды, эликсиром бескорыстия. Что ж, нельзя обижать хозяйку… Хозяйку обижать опасно… Но почему всё так?! Как она догадалась обо всём? Мысли, что ли, читает?