Красный Адамант - Юлия Винер

Изругал он меня последними словами, не мог, говорит, идиот, прямо из дому мне позвонить, не представляю себе, как ты сумел столько пройти, теперь тебя самого надо сюда класть. Подумать даже, говорит, страшно, что ты себе там этой ходьбой натворил, иди делай рентген. А мне его ругань слаще всякой музыки.

И я ничуть не жалею, что пошел. Если б не тащился бы я по городу со своей недозажившей шейкой бедра, он, может, и не поехал бы никуда, а спал бы дальше, поскольку не его очередь. И рентген я сделаю, но не сейчас.

Около Тани теперь полно народу, с утра пораньше Кармела прикатила, потом позвонил Йехезкель, почему Танин мобильник не отвечает, где она. Не мог не сказать ему, и он тут же примчался и очень робко просил позволить ему побыть. Мне не до него, сказал ему, пусть делает, что хочет, и теперь он сидит около нее и молится по-настоящему.

То и дело заходит Ирис, целует мою Танечку, а то просто стоит и смотрит на нее с тревожным лицом. Потом спохватится и начинает проверять приборы. Со мной поздоровалась и даже вопросы какие-то задала, но как с незнакомым человеком. Надо же, какая чувствительная оказалась.

А мы с Алексеем сидим между их двумя кроватями, и я то к одной, то к другой, а от Алексея толку мало, потому что каждый раз, когда Галка начинает: «A-зам! Аа-зам!» — он зажимает уши, кривит губы, как маленький, и убегает из палаты.

Утром приходили двое из полиции. Ни с Таней, ни с Галкой поговорить им не удалось и удастся не раньше вечера, а скорее завтра, если все пойдет нормально. Дежурный врач очень строго попросил их из палаты, и они послушно ушли, а с ними и я вышел на минутку и тогда только узнал в общих чертах, как это произошло.

7

Более подробно мне Танечка потом рассказала.

У арабов, говорит, было очень симпатично. Никаких разговоров про взаимный конфликт и теракты и в помине не было, зато началось с того, что мои трое делали все не так, как принято у арабов в таких случаях, и братья Азама очень деликатно им шепотом подсказывали. Галка этой деликатности, конечно, долго не выдержала и начала смеяться, мальчишки за ней, ее вообще подростки раннего возраста любят, и эти тоже сразу расположились.

Дядя из Рамаллы был не очень-то доволен, улыбался вежливо, но заметно было, что от всей этой ситуации совсем не в восторге. Еще бы ему быть в восторге, какие у нас основания считать его дураком, если мы с Татьяной сами с ума сходили.

Зато мать приняла их с распростертыми объятиями. И мать, Таня говорит, у них очень красивая, и даже с голубыми глазами, Азам был весь в нее, кроме глаз. Я Тане объяснил, что глаза — это от крестоносцев. И одета, говорит, совсем не по-арабски, а нормально, потому что преподает географию в школе. Ишь ты, учительница, надо же! А уж еда, Татьяна говорит, была такая, пальчики облизать, самая твоя любимая, с массой приправ. Только сладости, говорит, есть невозможно, сплошной сахар, жир и мука. Но мы ели, даже Алексей, хотя он сахара в рот не берет, но Галка цыкнула, и ел. И мы, говорит, тебе всего взяли, она нам еще больше хотела дать, но мы и так едва унесли. Но видишь, не донесли…

Поговорили немного про Лондон, дядя всецело за и даже сказал, что готов выделить кое-какие средства, а Галка сказала, не нужно, мы отлично справимся сами. Алексей говорит ей тихо — ты чего? А она ему — сиди, потом скажу. Алексей ведь про камни ничего не знает.

И про тебя, говорит Татьяна, они внимательно расспрашивали и сочувствовали, очень жалели, что ты не пришел. И я обещала, что в ближайшее же время, как только поправишься.

Потом Алексей ушел, чтоб успеть пока транспорт ходит, а мальчишки стали демонстрировать, как они знают английский язык, и снова было много смеху.

То есть общий настрой там был положительный и всецело за переселение.

А потом, говорит, дядя уехал в свою Рамаллу, и я тоже стала прощаться.

И пошла, и Галина с Азамом пошли меня провожать. Азам мне говорит: я так рад, что вы познакомились, и вы моей матери очень понравились, и даже дяде… Я ему говорю: и мне твоя мать очень понравилась, и братишки… они оба даже засмеялись от радости. Галка мне говорит: вот придем домой, какой я вам с отцом секрет преподнесу… И опять оба смеются. Все время они держались за руки и смеялись, ни от чего, просто им весело было, и я даже подумала, а может, и ничего…

А дальше она начала плакать, и рассказывать ей было трудно, но я и не требовал, потому что уже знал от полицейских, да и по телевизору было в новостях.

В канун Судного дня в Старом городе Иерусалима очередью из автомата был убит местный житель Азам такой-то. В происшествии пострадали также находившиеся поблизости две гражданки Израиля, мать и дочь. В критическом состоянии обе были доставлены в больницу. По сведениям полиции, причина убийства — подозрение в сотрудничестве с израильскими властями. Погибший часто и много находился в еврейской части города, тесно общался с израильтянами и высказывался за мирный процесс. На данный момент преступник или преступники не обнаружены, ни одна из известных палестинских террористических организаций до сих пор не взяла на себя ответственности за преступный акт. Ведется расследование.

8

Татьяна, едва немного пришла в себя, стала спрашивать про дочь.

Галка лежит рядом, но Танечка даже головы повернуть не может. У нее ранение в шею и в грудь. Кто стрелял, даже и целиться особо не стал, а просто прошелся по всем по ним тремя очередями, выше, ниже и еще ниже. Азаму, самому высокому, досталось от всех трех, в том числе прямо в лоб. Галина ростом чуть меньше и получила в грудь и в живот, а Татьяна еще поменьше, вот и вышло такое распределение.

А Галку колоть стали реже, но полностью проснуться не дают. Вот она шевельнулась и открыла запухшие глаза. Я к ней наклонился, но она меня не видит и шепчет что-то. Еще ниже наклонился и слышу опять:

— А-зам…

— Галочка, — говорю, — доченька…

— A-зам… Ааа-з-з-зам…

И как я ей скажу? Она же и так едва дышит. Смазал ей губы влажной ваткой на палочке, она закусила ватку зубами, и сквозь ватку слышу — з-з-з…

Алексей, конечно, тут же удалился в коридор.

Татьяна с соседней койки стонет:

— Галочка… детонька моя… как ты…

— Все будет нормально, — говорю, — лежи, Танюша, спокойно.

— Аа-зза…

Кармела тоже исчезла куда-то, я и не видел когда. Может, на работу ушла. А Йехезкель сидит у стенки и не вмешивается, тихо-тихо читает по книжке свои псалмы.

— Галочка…

— Здесь она, Танюша, здесь.

Таня шевельнула рукой на одеяле и пальцем мне показывает, чтобы я наклонился.

— Как она? — шепчет.

— Доктор Сегев сказал, операция прошла успешно, — шепчу ей. — И у тебя тоже.

— Куда ей… попало…

— В грудь, как у тебя. И в живот…