Великая Армия, поверженная изменой и предательством. К итогам участия России в 1-ой мировой войне - Виктор Устинов

Из Пскова Николай уезжал с тяжелым сердцем и со страшными мыслями о предательстве и измене окружавших его лиц. Он запишет в своем дневнике тяжелую фразу: «Кругом измена, и трусость, и обман»[508].

Он не мог никого винить, кроме самого себя, и проклинал свою доверчивость к людям, на кого падало подозрение в измене, и кого он брал под свою защиту. Сейчас все они — начиная от министра императорского двора графа Фредерикса и кончая флигель-адъютантами герцогом Лейхтенбергским и графом Граббе — стыдливо суетились около низверженного императора и пытались обвинить его в нехватке стойкости и решимости отстаивать свой престол от притязаний генералов армии и представителей Временного комитета. «Чего не хватало этим людям?» — задавал себе вопрос покинутый своим окружением царь, под стук колес размышлявший о прошлом и будущем Русской империи и последствиях своего отречения для ее судьбы. Великая война столкнула две династии в кровавой бойне, и его брат, германский император кайзер Вильгельм через преданных ему лиц в его же окружении, используя доверчивость и терпимость Николая к людям, отодвинул Николая на задворки политики. С новыми людьми на русском троне — с подростком Алексеем и при регентстве великого князя Михаила Александровича — Вильгельм собирался заключить сепаратный мир с Россией, чтобы продолжать воевать со всем миром. Николай понимал все безумство этой затеи и воспалялся гневом против своего окружения, поверившего в безумие этой идеи. Чтобы спасти Германию и кайзера Вильгельма II от скорого поражения в вызванной им войне, они принесли в жертву своего императора, так много давшего каждому из них в жизни. Что еще можно было желать министру императорского двора барону Фредериксу? Он был награжден всеми орденами, какие существовали в царской России, он был удостоен графского титула и нажил в Русской империи обширные земли и баснословные богатства[509]. Не был обделен почестями и наградами и дворцовый комендант генерал Воейков, как и генералы Рузский и Данилов. Видимо, рассуждал Николай, корни коллективной измены в действительности покрепче уз тамплиерского ордена, и они так глубоки и крепки, что вырваться из них одному человеку или сообществу людей невозможно, как невозможно изжить измену, не вырвав все корни разом из той почвы, в которой они произрастают. У него не хватило сил бороться с изменой в собственных рядах, и, оглядываясь на прошлое, он винил во всем себя и еще острее чувствовал необходимость бороться с врагами до полной победы над ними. В Ставке отречение Николая от престола было встречено спокойно. Не взывало у них воодушевление и передача престола великому князю Михаилу Александровичу. Его здесь тоже знали и не причисляли к сильным и волевым личностям, но обстоятельства и надвигающиеся грозные события заставили генералов пойти на эти перемены, потому что ждать лучшего уже не представлялось возможным.

3 марта, после полуночи, бывший царь выехал в Ставку с потаенной надеждой найти поддержку своему режиму среди генералитета штаба и частей личной охраны, дислоцированных в Могилеве. Как только Николай появился в Ставке, он тут же попросил генерала Алексеева удалить от него Фредерикса и Воейкова[510] и поименно оставил около себя нескольких человек, кто продолжал служить свергнутому царю верой и правдой. Прусско-немецкая свита русского царя покинула Николая, и она мучительно долго искала применения своих сил в русской истории, но последующие события показали, что все они были на теле России инородным телом, не прижившимся на русской почве только потому, что они хотели согреваться чужим солнцем, а не солнцем России.

К этому времени всевластным хозяином в Ставке был генерал Алексеев, действовавший в согласии с Временным правительством, и он постарался ограничить Николая от общения с офицерами штаба и командирами частей, благожелательно расположенными к бывшему императору. Таких, правда, было очень мало. Одновременно Алексееву стало известно, что и в правительстве, и в Совете рабочих и солдатских депутатов утвердилось мнение о необходимости изоляции Николая от общения с войсками и с населением, и генерал не разрешал бывшему царю покидать свои покои, за исключением встреч с матерью, которая приехала к нему из Киева, чтобы поддержать сына в несчастии и выработать возможный план совместных действий на будущее. Поздно вечером 3 марта Николай передал генералу Алексееву листок бумаги с текстом послания князю Львову, в котором отрекшийся император просил выполнить несколько его пожеланий, основными из которых были: во-первых, разрешить ему и его небольшой свите беспрепятственный проезд в Царское Село для воссоединения с больными членами его семьи; во-вторых, гарантировать безопасность временного пребывания ему, его семье и свите вплоть до выздоровления детей; в-третьих, предоставить и гарантировать беспрепятственный переезд в Мурманск для него самого, его семьи и свиты для выезда в Англию[511]. Для правительства последняя просьба Николая была спасительным выходом из тупика, в котором оказалась молодая буржуазная власть, не знавшая, как поступить с отрекшимся царем.

Становилось очевидным, что прежний царь сможет оставаться в России, лишь находясь под стражей, и вечером 7 марта в Могилев была отправлена делегация из четырех депутатов, представлявших различные партии в Думе, с инструкцией взять под арест Николая и препроводить его в Царское Село. 8 марта правительство опубликовало декрет, в котором оно распорядилось взять бывшего царя под стражу, определив местом его пребывания Александровский дворец в Царском Селе. Начальник штаба Ставки Алексеев предложил правительству возложить на генерала Корнилова все организационные вопросы, связанные с содержанием Николая и его семьи под арестом. Утром 9 марта бывший царь, сопровождаемый четырьмя депутатами парламента, прибыл на станцию в Царское Село, где он был встречен комендантами дворца и города и препровожден в Александровский дворец, где его встретила жена и больные корью дети. Николай и его жена, как и взрослые дети, не имели права покидать покои Александровского дворца, и им запрещались всякие сношения с внешним миром, а все бумаги, документы подвергались контролю. Лицам, оставшимся верными бывшим венценосцам, разрешалось пребывать во дворце на правах арестованных.

Выезд Николая и его семьи в Англию сразу разрешал многие проблемы, связанные с их пребыванием в России, где новые власти с опаской ожидали выступления монархических организаций в поддержку самодержавия. Временное правительство по этой проблеме вело тайные переговоры с послом Англии в России Д. Бьюкененом. Запросив Лондон, посол официально отвечал, что правительство Его Величества согласно принять в Англии семью бывшего царя; для этой цели особый крейсер должен был прибыть в Архангельск или Мурманск.

Течение внутренней политической жизни в России было тревожным и неустойчивым, что порождало правительства стран Антанты с большой осторожностью относиться к политике Временного правительства и его обещаниям исполнять ранее принятые договоренности в войне против Центральных держав. Росло недовольство русской политикой и в общественных кругах Англии и Франции, и когда весть о возможном предоставлении английским правительством убежища царю и его семье стала достоянием гласности, в Лондоне поднялся ропот возмущения. Король Георг V оказался робким человеком, а его роль в определении политического курса страны была невелика. Учитывая негативное отношение общественности к приезду бывшей царской семьи в Англию, он предложил премьер-министру информировать русское правительство, «что правительство Его Величества вынуждено взять обратно данное им ранее согласие»[512].