Сокровище Харальда - Елизавета Дворецкая

— Ты не выйдешь за Магнуса! — Харальд отодвинулся, крепко взял ее за плечи и встряхнул. И княжна испугалась, впервые в полной мере ощутив его силу. Мало кто из мужчин смог бы с ним справиться, что же говорить о девушке? — Ты не выйдешь за этого сопляка, моего племянничка! Он тебя не достоин!

— Дай мне самой решать, кто меня достоин!

— Не говори глупостей! Ты споришь со мной из упрямства! Ты хочешь меня, я это вижу!

— Как ты смеешь! — Елисава покраснела от стыда и негодования. — Ты забыл, с кем говоришь! Я обещала мою руку Магнусу конунгу. А ты обещал и клялся Одином, Христом и Фрейром, что не будешь мне мешать. Или ты забыл, чем поклялся? Если ты нарушишь клятву, тебе уже никогда женщины не понадобятся! А я выйду за Магнуса, даже если ты будешь против! В твоем благословении я не нуждаюсь!

— Если ты выйдешь за Магнуса, спокойной жизни тебе все равно не дождаться! Этот сопляк захватил Норвегию, хотя я имею на нее такие же права, как он! Даже больше! Он сын Олава, а я брат, на поколение старше его, и, значит, права мои больше! Он никто, он сын рабыни! Магнус! Ни одного конунга Нордлёнда не звали Магнус! А мое имя Харальд, я наследник Харальда Прекрасноволосого, и любой тинг признает мои права!

— Особенно если ты каждому бонду подаришь по золотому кольцу!

— И подарю! У меня хватит золотых колец на всех бондов Норвегии! Магнусу негде столько взять, и ему придется поделиться властью со мной! А если он не захочет, я его убью! И ты овдовеешь! Тебе все равно придется выйти за меня, если ты, конечно, не захочешь вернуться к отцу и нянчить там детишек своих братьев.

— Так вот что ты задумал!

— А ты не догадывалась, зачем я возвращаюсь в Нордлёнд?

— Похвастаться своими подвигами, зачем же еще?

— Я совершил достаточно, чтобы доказать, что все эти сомнения в чистоте моего рода — бред и болтовня. Я — конунг из рода Харальда Прекрасноволосого, и теперь никто не посмеет в этом сомневаться. Я еду, чтобы взять мое наследство. И если ты желаешь быть настоящей королевой Норвегии, тебе лучше принять мою сторону. Если ты не хочешь быть сначала женой сына рабыни, а потом его вдовой, то тебе лучше сразу выбрать меня!

— Ты хочешь заставить меня передумать, чтобы тебе не пришлось нарушать клятву!

— А пока я ее не нарушил, ты можешь убедиться, как много дал мне Фрейр!

С этими словами Харальд с силой опрокинул ее на лежанку, прижал к тюфяку и стал целовать, стараясь добраться до губ. Однако ему это не удавалось, потому что Елисава, лишенная возможности вырваться, отворачивала лицо. Если бы Харальд действовал помягче, то мог бы кое-чего добиться, ибо княжну тянуло к нему и чем дальше, тем труднее ей было справиться со своим влечением. Но он пытался заставить ее и тем самым вызывал только гнев и упрямое желание противиться.

Елисава пробовала кричать, и, хотя его поцелуи частично заглушали крики, Завиша проснулась и толкнула Соломку.

— Ярославна, что там с тобой? — окликнула Соломка, не видя в темноте, что происходит на соседней скамье, и только смутно различая какую-то возню.

— Домовой, что ли, душит? — охнула Будениха и подошла ближе.

Протянув руку, она наткнулась на плечо Харальда и взвизгнула.

— Иди к троллям! — крикнула Елисава, ухитрившись лбом ударить его в лицо, из-за чего он вынужден был слегка отстраниться. — Уйди сейчас же! Иначе я никогда, клянусь, слова тебе не скажу, не взгляну на тебя даже, и делай что хочешь!

— Что случилось? — спросил кто-то из-за занавески. — Конунг, ты там?

Видимо, в голосе Елисавы Харальд услышал такую суровую решимость, что опомнился, сообразив, что ему действительно грозит навсегда потерять расположение княжны. Он встал, провел рукой по лицу, перевел дыхание.

— Прости, Эллисив, — выговорил он. — Не сердись. Я… не хотел тебя обидеть. Ты не понимаешь…

— Я понимаю. Я совершила очень большую глупость, согласившись поехать с тобой. Мне следовало остаться со Всеславом, и тогда я была бы в безопасности. А что будет с тобой, мне все равно. Если ты позволяешь себе так со мной обращаться, то не заслуживаешь…

— Нет, Эллисив! — Харальд снова сел и схватил ее за руку, — Ты мне дороже всего на свете. Ты — мое самое большое сокровище, я не могу с тобой расстаться, и когда ты говоришь, что выйдешь за Магнуса… — Он зажмурился, будто не мог вынести этого зрелища даже мысленно. — Я схожу с ума. Это неправильно. Ты погубишь и себя, и меня, если сделаешь это. Подожди. Дай мне время. Я докажу, что я заслуживаю тебя.

— Пока ты заслуживаешь только гривну золотом виры за покушение на знатную женщину.

— Я заплачу! — Харальд улыбнулся. — Хоть сейчас. Вот, возьми! — Он стянул с запястья тяжелый золотой браслет греческой работы и положил его на колени Елисавы. — Здесь есть гривна? Если мало, еще дам. — Он быстро снял с шеи цепь с оправленным в изумруды крестом и присоединил ее к браслету. — Возьми что хочешь. Мне ничего не жалко.

— Как удобно быть богатым! — буркнула Елисава. — Делай что хочешь, потом откупишься. Но имей в виду, Харальд сын Сигурда, если ты натворишь нечто такое, что мои братья не смогут простить, золотом тебе не отделаться. Платить придется кровью.

— Я имеет виду, — по-славянски согласился Харальд, и Елисава наконец улыбнулась. Он знал, что ее забавляют его попытки говорить на ее родном языке, и все чаще этим пользовался.

Утром вся дружина обсуждала бурные ночные объяснения конунга и княжьей дочери, происходившие на ее лежанке за занавеской. Хирдманы многозначительно ухмылялись и перемигивались. Не желая подтверждать их предположения, мало лестные для нее, Елисава рано утром всучила Харальду обратно и цепь с крестом, и браслет. Когда же он попытался упереться, отказавшись их брать, ей пришлось самой надеть цепь ему на шею, а браслет на руку.

Ночью княжна плохо спала и теперь была рада, что сегодня никуда не нужно ехать и можно хоть весь день не вставать с лежанки. В последнюю неделю держалось редкое для начала месяца вересеня тепло, деревья стояли зеленые, ярко светило солнце, было жарко даже в одной рубахе и казалось, что лето будет бесконечным, прямо как на далеком острове Сикилее. Но блаженство кончилось в одночасье — с утра зарядил мелкий дождик, отбивая всякое желание вылезать из-под крыши. Небо сплошь затянуло низкими серыми облаками, с озера подул влажный холодный ветер, и словно бы сама Марена усмехалась откуда-то из-за края неба: глупцы, думали обойтись без меня! А я приду, застужу вас, залью дождями, засыплю снегом всех, кто не успел спрятаться под крышу, в дымную духоту истобки. С надеждами на тепло приходилось прощаться надолго — до новой весны.

Хотьшин выглядел серым и унылым, лес поодаль — мокрым и неприютным. Тем не менее дружина с утра отправилась на охоту, чтобы пополнить запасы. С ними пошли несколько хотьшинских мужиков, в том числе Шумила. И еще до того, как добрались до Лосиного лога, приятели из дружины во всех подробностях поведали ему, как ночью конунг умолял свою невесту о любви и даже подарил ей три золотых обручья с самоцветными камнями и три цепи греческой работы. Этими сведениями Шумила по возвращении поделился со стрыем Тихоней и был выслушан со всем вниманием.