Безумный экстаз - Джо Гудмэн

Он вздохнул:

— Лучше бы мы с тобой остались чужими людьми. Ты сердишься, да?

Мишель улыбнулась, приоткрывая зубы:

— Как хорошо ты меня знаешь!

Этан снова нашел ее руку, радуясь, что Мишель не отдернула ее.

— Я был юристом и до сих пор остаюсь им, правда, у меня нет практики.

— Тогда понятно, почему ты попал в такую компанию.

Этан пропустил ее замечание мимо ушей.

— Я пробыл в Нью-Йорке несколько месяцев, когда узнал, что Коннел погиб — его убили. Убили в ссоре из-за его участка. И тогда я понял, что не хочу быть ни юристом, ни судьей. Мне хотелось вершить правосудие на самой нижней ступеньке лестницы. Я опять отправился на запад и был избран шерифом в приисковом городке, где жил Коннел. Первым делом я решил найти его убийцу. Оказалось, их двое, а найти их проще простого. Сбор доказательств для обвинения занял еще один год. Все это время они разрабатывали чужой участок — жадно и поспешно, думая, что я все равно ничего не добьюсь. Они не знали, что между Коннелом Пенвином и мною существовала связь.

Голос Этана стал негромким и задумчивым.

— И даже когда их приговорили к повешению, они еще думали, что дело в деньгах.

— Не понимаю…

— Коннел завещал мне рудник «Серебряная туфелька». Так значилось в его завещании, и моя связь с ним выяснилась лишь на суде. Разумеется, адвокаты преступников пытались сыграть на моей заинтересованности. Они утверждали, что я сфабриковал улики, чтобы вернуть себе участок. К счастью, доказательства оказались подлинными, и суд поверил мне. Но я с радостью бы отдал рудник, лишь бы воскресить Коннела.

— Ты подкрепил веру Коннела в правосудие.

— Может быть.

— Тогда почему же, — умоляюще начала Мишель, — почему же ты связался с бандой Хьюстона?

— Это не то, что ты думаешь Мишель. Я знаю, как все это выглядит для тебя, но я хотел выглядеть именно так, хотя и никогда не был одним на грабителей Хьюстона. Много раз я задумывался, не зашел ли я слишком далеко, так часто помогая им, но другого выхода у меня не было. — Этан ощутил замешательство Мишель и, даже не видя ее в темноте, понял, что она склонила голову набок, свела брови на переносице, а серьезно-вопросительное выражение ее лица подчеркнули крепко сжатые пухлые губы.

— Ты впала в естественное заблуждение, — произнес он, — еще во время нашей первой встречи.

— В поезде?

— Нет, в редакции «Кроникл», когда секретарь владельца газеты назвал меня маршалом.

Мишель попыталась понять, в чем она могла ошибиться.

— Вряд ли я…

— Ты приняла меня за родственника Логана, и это естественная ошибка, поскольку ты не знала, чем я занимаюсь. Мишель, я стал маршалом США еще с тех пор, как было раскрыто дело о серебряном руднике. Я связался с бандой Хьюстона, как ты говоришь, для того, чтобы выследить ее и уничтожить.

— Маршалл, — тихо повторила Мишель, — маршал…

Этан понятия не имел, как Мишель разглядела его в кромешной тьме и отвесила ему звонкую пощечину. Мишель вырвалась из рук Этана и вскочила. Когда она заговорила. Этан понял, что Мишель отступила на несколько футов.

— Как ты мог? — выпалила она дрожащим от ярости голосом. — Как ты мог позволить мне думать, нет, как ты допустил, чтобы я обвиняла тебя во всех этих преступлениях?

— Я же признался, что не убивал Дрю. — Этан потер щеку — у Мишель оказалась тяжелая рука, и пощечина больше походила на удар профессионального борца. К лицу Этана прилила кровь, щека постепенно наливалась жаром.

— Ты признался в этом уже после того, как я заставила тебя, причем медлил слишком долго! Ты делал все, чтобы я думала о тебе самое плохое! Ты похитил меня! Ты увез меня от поезда, когда…

Этан поднялся.

— Когда Оби хотел тебя убить! — рявкнул он. — Ты забыла, какая участь ждала тебя? Неужели ты думаешь, что мне хотелось связываться с тобой, тащить тебя следом? У меня хватало своих забот! Думаешь, я оказался бы сейчас в этой проклятой шахте, если бы не ты?

Слова вылетели мгновенно, и Этан был уже не в силах вернуть их. Осознав, что он натворил, он замолчал. Наступила полная тишина.

Этан шагнул в ту сторону, где, по его мнению, находилась Мишель. Под его сапогом захрустели камешки.

— Я не хотел…

— Заткнись, — приказала Мишель. — И не приближайся ко мне.

При дневном свете слезы ослепили бы Мишель, сейчас же они не подействовали. Она споткнулась, отступая назад в темноте, чтобы оказаться подальше от Этана. Потеряв ориентацию, Мишель упала на колени и обхватила себя руками, покачиваясь из стороны в сторону.

Ее отчаянные и безудержные рыдания было мучительно слушать, и чем сильнее Мишель пыталась сдержать их, тем больше страдал Этан. В конце концов он забыл о том, что Мишель не хотела быть с ним рядом. Звук рыданий привел Этана к ней и скрыл шум его шагов. Он встал рядом на колени и, когда Мишель начала отбиваться, крепче обнял ее, успокаивая голосом и руками, заставляя почувствовать его силу, как нечто надежное, но не подавляющее.

— Мишель… — тихо повторял он, пытаясь заслужить прощение. — Я не то хотел сказать. Ты слышишь меня, Мишель? Это не твоя вина. Ты ни в чем не виновата — ни в том, что случилось в ночь ограбления, ни в том, что мы оказались здесь. Виноват только я. Мне следовало подумать, прежде чем увозить тебя из поезда. Следовало помочь тебе бежать из Мэдисона. Но я не хотел уходить, не выяснив, кто помогает банде Хьюстона. Я забыл о здравом смысле и не подумал о твоей безопасности. — Он торопливо шептал ей на ухо, чувствуя, как застыла Мишель в его объятиях, не издавая ни звука. — Но мне не хотелось отпускать тебя… Я люблю тебя, Мэри-Мишель.

Мишель прижалась к нему. Этан ослабил объятия, поняв, что она больше не будет бороться с ним. Да и разве она могла? Она любила его.

Этан выслушал ее признание, не веря своим ушам. Нет, думал он, во всем виновата опасность, угроза смерти, необходимость расстаться с прошлым и встретиться тем, что ждало их впереди. Мишель верила, что любит его, и ему этого хватало. Большего он не мог пожелать, о таком даже не имел права мечтать.

— Я люблю тебя, — снова повторил Этан. Даже слившись с ним, Мишель не могла бы стать ему ближе, чем в эту минуту.

Решение они приняли одновременно, не обменявшись ни словом. Темнота окутывала их, скрывая мгновенно вспыхнувший румянец на щеках. Они ощущали жар. Этан не видел ее приоткрытые губы, но услышал вздох. Она не видела губы, касающиеся ее лица, но чувствовала их.

Эта любовь была лихорадочной, торопливой и отчаянной. Она ломала ногти о пуговицы его джинсов, он врывался под ее юбки и белье. Движения его губ становились все настойчивее, ее губы отвечали жадно и порывисто.