Луиза Сан-Феличе. Книга 2 - Александр Дюма

— Вы, вы! — восклицал Сальвато. — Вы сами пришли ко мне!

— Да, я пришла сама, мой возлюбленный Сальвато. Потому что ни один посланец, как бы искусен он ни был, и ни одно письмо, как бы красноречиво оно ни оказалось, не могли бы заменить меня.

— Вы правы, дорогая моя Луиза. Разве кто-нибудь, будь это сам ангел любви, в силах заменить ваше благословенное присутствие? И разве все земные огни в состоянии заменить один луч солнца? Но все-таки чему я обязан таким счастьем? Знаете, дорогая Луиза, я окончательно поверю, что вы здесь, только тогда, когда узнаю причину, которая привела вас ко мне.

— К тебе, Сальвато, — слушай же хорошенько, — меня привела уверенность, что ты не откажешь мне в том, о чем я буду умолять тебя на коленях, в просьбе, от которой зависит вся моя жизнь; да, я верю, что ты дашь мне согласие, не спрашивая, почему я прошу тебя об этом, и, когда я скажу тебе: «Сделай это!» — ты подчинишься мне слепо, не рассуждая, не откладывая, в ту же минуту.

— И ты права, Луиза, полагаясь на мое повиновение, если только ты не потребуешь ничего, что противоречит моему долгу и моей чести.

— Ах, я так и подозревала, что ты выскажешь какое-нибудь возражение в этом роде. Противоречит твоему долгу! Противоречит твоей чести! Но разве ты не совершал до нынешнего дня больше, чем велит тебе долг? Разве не пронес свою честь незапятнанной? Нет! То, о чем я тебя попрошу, не касается ни твоей чести, ни долга. Речь пойдет о том, будешь ли ты повиноваться мне слепо в тех обстоятельствах, от которых зависит вся моя жизнь.

— Твоя жизнь! Но какой риск может грозить твоей жизни, любимая?

— Веришь ли ты мне, Сальвато?

— Как верю ангелу истины!

— Хорошо, тогда исполни то, о чем я сейчас скажу тебе, исполни без возражений, без борьбы.

— Говори.

— Попроси своего генерала сегодня же, чтобы он дал тебе какое-нибудь поручение, хотя бы в Рим: ты должен уехать подальше от королевства до вечера этой пятницы.

Сальвато посмотрел на Луизу с крайним изумлением.

— Чтобы я просил о поручении, которое удалило бы меня из королевства, то есть отдалило от тебя? — переспросил Сальвато. — Какая у тебя необходимость держать меня в отдалении?

— Мой Сальвато, послушай: никогда не расставаться, беспрестанно тебя видеть, вечно быть рядом с тобой, как сейчас, было бы заветным моим желанием, счастьем моей жизни; но что поделать! Есть обстоятельства тайные и от нас не зависящие, которым мы должны повиноваться. Верь мне, Сальвато! Я говорю тебе: нам грозит большое несчастье и избавить от него может только твой отъезд.

— Несчастье, что нам грозит… Ибо мне показалось, моя возлюбленная Луиза, что ты говоришь обо мне и о себе?..

— О себе и о тебе, Сальвато, даже больше о себе.

— … несчастье, что нам грозит, — продолжал Сальвато, — исходит из Сицилии? У кавалера Сан Феличе возникли подозрения? Он возвращается в Неаполь?

— У кавалера нет никаких подозрений, и он не возвращается. Если бы он что-то заподозрил и сказал мне хоть полслова, я бросилась бы к его ногам и во всем открылась бы ему. «Прости меня, отец мой! — сказала бы я. — Неодолимая любовь, неумолимая судьба толкнули меня к нему. Я люблю его больше жизни, сильнее долга. Несчастье, которое ты в своей глубокой мудрости предвидел и предсказывал у постели моего умирающего отца, это несчастье свершилось. Прости меня, прости меня!» И он нас простил бы. Нет! То, что нам угрожает, страшнее и идет не оттуда.

— Тогда откуда же грозит опасность? Скажи мне. Вместо того чтобы бежать от нее как ребенок, я встречу ее лицом к лицу как мужчина и солдат.

— Ты не можешь встретить ее лицом к лицу, ты не в силах с ней бороться. В том-то и беда. Ты можешь только избегнуть ее, слепо мне повинуясь.

— Луиза, дорогая, позволь моему рассудку восстать против самой любви. Я не уклонился бы от опасности, которую бы знал, и тем более не стану бежать от угрозы, мне неизвестной.

— Ах! Вот то, чего я боялась! Это демон гордости говорит в тебе: «Сопротивляйся!» Ну, а если бы я знала заранее о том, что будет землетрясение или что тебя может поразить молния, и сказала бы тебе: «Постарайся избежать землетрясения, укройся от бури», разве мой совет противоречил бы твоему долгу и твоей чести?

— Да, если бы я покинул пост, доверенный мне генералом, из страха перед воображаемой или реальной опасностью.

— Хорошо, Сальвато! А если бы моя просьба звучала по-иному? Если бы я сказала: «Мне необходимо ехать в Рим; одна я не могу совершить такую поездку: боюсь разбойничьих банд. Попроси у своего генерала разрешения сопровождать твою сестру, подругу…»? Разве ты не попросил бы?

— Подожди, пока будет закончено дело, которое мне поручено, и в субботу утром, обещаю тебе, я попрошу у генерала отпуск на неделю.

— В субботу утром! Это слишком поздно! Слишком поздно! Ах, Боже мой! Вразуми меня! Что сказать, что сделать, чтобы он решился?!

— Самую простую вещь, милая Луиза: поведай мне о своих тревогах, скажи, что заставляет тебя желать моего отсутствия в Неаполе, и позволь мне все это обдумать; тогда ты будешь уверена, что не увлекла меня на какой-нибудь ложный путь и чести моей ничто не угрожает.

— Но пойми, меня принуждают к молчанию те же самые причины, что внушают тебе твои сомнения и колебания! Я женщина, но и у меня есть честь и чувство порядочности; я не могу тебе ничего объяснить, потому что мне доверили тайну, потому что я связала себя словом, потому, наконец, что дала клятву себе самой не называть никому имени того, кто мне доверился, ибо его вера в меня была такова, что, отдавая свою жизнь в мои руки, он не просил для себя никакой гарантии.

— Но почему ты не сказала мне об этом вчера вечером?

— Вчера вечером я еще ничего не знала.

— Значит, это тот молодой человек, что ожидал тебя вчера, — сказал Сальвато, пристально глядя на Луизу, — тот самый, что вышел от тебя только в три часа ночи. Не правда ли, это он сообщил тебе тайну, которую ты не можешь раскрыть мне?

Луиза побледнела.

— Кто сказал тебе об этом? — спросила она.

— Так это правда?

— Да, это правда. Но возможно ли, мой возлюбленный Сальвато, что, после того как ты покинул свою Луизу, тебе пришла в голову мысль выслеживать ее?

— Выслеживать тебя? Ревновать ангела? Боже меня сохрани от такого безумия! Я не способен на подобную низость! Моя Луиза может принимать кого хочет и в любой час, и никогда ни одно подозрение, по крайней мере с моей стороны, не замутит ее зеркальной чистоты. Нет, я ни за кем не следил, я никого не видел. Но я получил вот это письмо: за четверть часа до твоего приезда его привез один из вестовых, которым я поручил доставлять мне всю корреспонденцию; когда ты сюда вошла, я как раз читал его, спрашивая себя, какая низкая душа могла пожелать посеять между нами горькое семя раздора.