Петр III - Александр Мыльников

Но этот символ-заместитель не был единственным, другим символом были слова «Восток» и «Великий Восток». В европейских просветительских кругах эпохи Просвещения (а отчасти и позднее) этими словами часто называли масонские ложи — и как конкретное наименование, и как их обобщенно-нарицательное обозначение. Вспомним хотя бы слова из стихотворения Г. Р. Державина «К Фелице» (1782), обращенного к Екатерине II: «К духам в собранье не въезжаешь, не ходишь с трона на Восток». Или наоборот — «Восток» как некая аллюзия, связанная с реальным Петром III: он покровительствовал масонским сборищам в Ораниенбауме и подарил иностранной ложе «Постоянство» дом в Петербурге [57, с. 9; 134, с. 499]. Да и в окружении Петра Федоровича масонами были такие, например, деятели, как 3. Г. Чернышев, состоявший еще при дворе наследника, и Р. И. Воронцов. Но степень личных масонских увлечений императора, а тем более их политическую значимость нет оснований преувеличивать: в значительной мере они имели характер моды. И потому не будем спешить с зачислением черногорского правителя в масонскую ложу. По разъяснению словоохотливого и отступившегося от Степана архимандрита Аввакума, черногорцы и другие православные югославяне под словом «Восток» понимали обычно Россию «в рассуждении исповедуемой ею восточной церкви, когда о чем говорят втайне» [43, с. 93]. Именно эта тайнопись и использована в письмах Г. Дрекаловича, который стремился довести до сведения Д. М. Голицына, что Петр III жив и собственной персоной находится в Черногории.

Легенда о чудесном спасении русского царя, развившаяся на черногорской почве в реальном образе Степана Малого, влилась затем в общий контекст югославянско-русских связей. Обогнав ход истории на целое столетие, она сыграла мобилизующую роль в национально-освободительной борьбе югославян, болгар и других народов Балкан против османского ига. Это, как известно, и произошло в результате Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Но и тогда, сразу же после коварного убийства в 1773 году Степана Малого, роль творца-продолжателя народной легенды принял на себя самый преданный соратник черногорского правителя М. Танович. Бродя на протяжении последующих 15 лет своей жизни по Черногории, он убеждал народ, что «царь Петр» не умер, а уехал за помощью в Россию. Скоро он вернется с воинством назад, чтобы освободить от османского ига черногорцев и остальные балканские народы [102, с. 61–62].

Здесь случилось то, что для народных представлений было типично: арест и даже гибель очередного самозванца — носителя высокого имени не подрывали веру в его возвращение. Эстафета чудесного спасения продолжалась. Теперь снова в России.

…И вновь Россия. Уединенный степной хутор, живущий своими повседневными заботами и непривычный к стороннему многолюдству. Но нынче здесь толпится народ. Возле дома вот уже два дня роятся любопытные, не только местные казаки, хорошо знающие хозяина, но и беглые русские мужики, соседние татары и калмыки. Настроение у всех приподнятое. Еще бы, ведь поговаривают, что на хуторе остановился сам царь-батюшка Петр Федорович! Кое-кто уже удостоился чести видеть его, пусть и издали, а некоторым повезло: подходили к руке и беседы удостаивались! Но дверь закрыта, царской персоны не видно. Однако поутру, когда в нетерпеливом ожидании толпа достигла нескольких десятков человек, дверь распахнулась. Быстрой походкой вышел ладно сбитый, в новой казацкой одежде, среднего роста, еще не старый мужчина. Волосы у него темно-русые, но в глаза бросается черная борода, а пронзительный, повелевающий взгляд глубоко проникает в душу. Это тот, кого так долго ждали забитые и униженные помещиками и начальством, но не утратившие человеческого достоинства люди. А тем временем вперед выдвигается молодой казак и подносит к глазам лист бумаги. Ожидание достигает предела. «Самодержавнаго амператора нашего, — ударом набата поплыл его голос над слушателями, — великаго государя Петра Федоровича всероссийскаго и прочая и прочая! Во имянном моем указе изображено яицкому войску. Как вы, други мои, прежним царям служили до капли своей до крови, дяды и оцы вашы, так и вы послужити за свое отечество мне, великому государю амператору Петру Федаравичу. Когда вы устоити за свое отечество, и ни истечет ваша слава казачья от ныне и до веку и у детей вашых. Будити мною; великим государям, жалованы: казаки, и калмыки, и татары. И каторые мне, государю амператорскому величеству Петру Федаравичу, винъныя были, и я, государь Петр Федаравич, во всех винах прощаю и жаловаю я вас: рякою с вершын и до усья, и землею, и травами, и денижъным жалованьем, и свинь-цом, и порахам, и хлебным правиантам. Я, велики государь амператор, жалую вас, Петр Федаравич» [156, т. 1, с. 25].

По мере чтения указа голос юноши все более креп, исполняясь восторженного подъема и внутренней веры в истинность произносимого. И когда он умолк, народ после нескольких мгновений тишины разразился шквалом радостных возгласов, благодаря государя за милости, за то, что он с ними. А тот, кого собравшиеся принимали за «амператора», сошел с крыльца, поближе к своим разноязыким слушателям. И они, замерев от столь необычайной встречи, слушали, веря и желая верить, что правительственное разглашение, будто Петр III умер, ложно, что на самом деле он спасся, а вместо него похоронили кого-то другого и что, длительное время скрываясь, ныне он стоит живой и невредимый среди них и готов вести их в бой против тех, кто отнял у него трон. Время действия: 17 сентября 1773 года. Место действия: хутор Михаила Толкачева в ста верстах от Яицкого городка, который позже, усмирив пугачевцев, Екатерина II повелит впредь именовать Уральском. В роли Петра III выступал Емельян Иванович Пугачев, а манифест от его имени писал и оглашал Иван Почиталин…

Примерно в 1767 году где-то на побережье Адриатики, у Боки Которской, неизвестный нам автор сочинил на итальянском языке сонет в честь то ли Степана Малого, то ли ожившего в его образе Петра III. В сонете говорилось, что «спустя пять лет после того, как ужасным образом сорвана корона с чела, приходит беспокойная тень в эти горы, чтобы найти здесь благочестивое успокоение». И далее звучали поразительные строки: «Но если не хочешь отдыха на этой земле, иди туда, роковая тень, где у тебя было отнято царство, и подними войну» [181, с. 122]. Сонет и в самом деле провидческий. Ведь именно в те месяцы, когда Степан Малый был убит, в России начиналось одно из величайших социальных сражений — Крестьянская война под руководством Е. И. Пугачева — «Петра III».

Неясные, но упорные слухи, будто бы Петр III скрывается у яицких казаков, стали интенсивно распространяться среди местного населения с начала августа 1773 года. Как и когда появился в этих местах «государь» и откуда он пришел, никто толком не знал. Это еще больше будоражило умы казаков, в памяти которых были свежи события восстания в Яицком городке в январе 1772 года против своеволия и злоупотреблений со стороны царских властей и зажиточной казацкой старшины. Среди руководителей повстанцев важную роль играли И. Н. Зарубин-Чика, А. Перфильев, И. Пономарев, И. Ульянов и некоторые другие — в недалеком времени они станут сподвижниками «Петра III»-Пугачева. События в Яицком городке вызвали сочувственные отклики среди казачества на Волге, Дону, Тереке и в Запорожье. Хотя власти сурово расправились с повстанцами, «замирение» было и ненадежным, и непрочным. «Тайные совещания, — писал А. С. Пушкин, — происходили по степным уметам и отдаленным хуторам. Все предвещало новый мятеж. Недоставало предводителя. Предводитель сыскался» [157, т. 9, ч. 1, с. 12]. Это был Емельян Иванович Пугачев.