Секретные архивы НКВД-КГБ - Борис Сопельняк

До родового имения лорда Гамильтона «Даунгавел Касл» оставалось всего четырнадцать километров—и Гесс решил рисковать. Чтобы новейший Ме-110 не достался англичанам, он замыслил его разбить, а самому выброситься с парашютом.

Снизу его уже заметили. Около десяти вечера проезжавший по дороге полицейский услышал в приемнике машины чрезвычайное сообщение: «Одиночный вражеский аэроплан пересек побережье Клайда и летит в направлении Глазго. Это определенно вражеский самолет, терпящий аварию. Все полицейские должны внимательно следить за его приземлением».

Но первым Гесса увидел не полицейский Том, а фермер Дэвид Маклин. Услышав рев падающего самолета, он выскочил из дома и увидел спускающегося парашютиста. Благополучно приземлившись, парашютист сказал:

— Я немец. Я гауптман Альфред Хорн. Ведите меня в «Даун-гавел Касл». У меня важное послание к герцогу Гамильтону.

Так как немец прыгал на одной ноге — судя по всему, при приземлении он подвернул лодыжку, — Маклин решил оказать ему первую помощь и повел в свой дом, а соседа послал за солдатами. Вскоре нагрянули полицейские, потом — солдаты, и парашютиста увезли в штаб местной самообороны. Там его обыскали. В карманах было обнаружено письмо, адресованное герцогу Гамильтону, и визитные карточки Карла и Альбрехта Хаусхоферов. (Судьба профессора и его сына печальна. Альбрехт в последние дни войны был арестован и по приказу Гиммлера расстрелян. А Карл Хаусхофер спустя пять месяцев после Нюрнбергского процесса покончил с собой, приняв яд вместе со своей женой Мартой. — Б,С.)

Примчавшийся в казармы Гамильтон не стал делать вид, что не знает, с кем имеет дело, тем более, что парашютист не без гордости назвал себя.

— Я — имперский министр Гесс! — надменно представился он.

Тут же стало ясно, зачем он 1300 километров тащил с собой

визитные карточки отца и сына Хаусхоферов — они были чем-то вроде верительных грамот или рекомендательных писем. Ведь это Хаусхоферы состояли в переписке с Гамильтоном и имели с ним личные контакты.

После предварительной беседы, в которой Гесс заявил, что прибыл с одной-единственной целью — предотвратить ненужное кровопролитие и способствовать заключению мирного соглашения между Англией и Германией, Гамильтон решил доложить о неожиданном визитере Черчиллю.

Субботним вечером 11 мая Черчилль находился в загородном поместье Дитчли. Как раз в то время, когда он смотрел американскую комедию с участием братьев Маркс, раздался звонок из Шотландии. По одним источникам, Гамильтон рассказал ему о Гессе по телефону, по другим — прилетел в имение на самолете и, отведя Черчилля в сторону, сообщил ему, что за парашютист пожаловал в Англию. Но все сходятся в одном: Черчилль досмотрел фильм, и только потом занялся Гессом.

Искушение побеседовать с Гессом с глазу на глаз было велико, но, как следует подумав, Черчилль решил, что сохранить эту встречу в тайне будет трудно, а ни армия, ни народ, ни члены парламента не одобрят контакта своего премьера с «нацистом номер три» — и потому поручил заняться Гессом министру иностранных дел Энтони Идену и Айвору Кирпатрику, который в недавнем прошлом был сотрудником английского посольства в Берлине и хорошо знал Гесса.

Уже в первой беседе с Кирпатриком, состоявшейся 13 мая, Гесс заявил, что Англия несет ответственность за развязывание как Первой мировой войны, так и нынешней, так как препятствовала удовлетворению интересов Германии. Эту войну Англии ни за что не выиграть, так как в Германии самая развитая и самая современная авиационная промышленность и самый могучий подводный флот.

Что касается сырья, то его предостаточно в оккупированных странах. Напрасны надежды и на революцию: немецкий народ слепо и безгранично верит фюреру. Поэтому самым разумным было бы заключение мира между Англией и Германией.

Когда же Кирпатрик поинтересовался планами Гитлера в отношении Советского Союза, то Гесс ответил:

— Германия имеет определенные требования к России, которые должны быть удовлетворены либо путем переговоров, либо в результате войны. Но слухи, будто Гитлер готовит в близком будущем нападение на Россию, не имеют никакого основания.

Сопоставив даты, не составляет никакого труда уличить Гесса во лжи, а может быть, и не во лжи, а в преднамеренной дезинформации. Ведь окончательную дату нападения на Советский Союз — 22 июня 1941 года — Гитлер утвердил еще 30 апреля, и Гесс не мог об этом не знать.

Во второй беседе, состоявшейся на следующий день, Гесс вел себя еще более вызывающе. Он заявил, что в случае несогласия Англии на мир Гитлер организует такую плотную блокаду острова, что население будет обречено на голодную смерть. А когда заговорили об Америке, Гесс заметил, что немцы учитывают возможность американского вмешательства, но нисколько его не боятся.

— Так как в современной войне практически все решает авиация, — сказал Гесс, — то германская разведка постаралась как можно больше разузнать об американской авиационной промышленности и о качестве ее самолетов. Не будет преувеличением сказать, что Германия об этом знает все! Выводы из этого следуют неутешительные, причем как для англичан, так и для американцев: заводы рейха без особых усилий могут превзойти производство самолетов в Англии и Америке вместе взятых. И вообще, относительно Америки Германия никаких намерений не имеет. Немецкие интересы — в Европе! — с нажимом закончил Гесс.

Заявления Гесса и его поведение были настолько неординарны, что англичане решили подвергнуть «нациста номер три» медицинской экспертизе на предмет выяснения психического здоровья. Гесс с усмешкой согласился на это обследование—и, конечно же, эксперты установили, что он абсолютно нормален, дееспособен и полностью отвечает за свои слова и поступки.

После этого к беседам подключили члена кабинета лорд-канцлера Саймона. В целях соблюдения тайны и он, и Кирпатрик явились к Гессу под видом врачей-психиатров, доктора Гатри и доктора Макензи. Но Гесс настоял на том, чтобы ему сообщили подлинные имена визитеров.

Стенограмма этой беседы сохранилась, но она так внушительна по объему, что имеет смысл затронуть лишь основные моменты разговора. Прежде всего, Гесс рассказал о том, как у него род илась мысль предпринять полет через Ла-Манш.

— Эта мысль родилась у меня, — начал он, — когда я сопровождал фюрера во время Французской кампании в июне прошлого года. Гитлер тогда сказал, что война, вероятно, может привести к соглашению с Англией, а поэтому, одержав победу во Франции, не следует предъявлять суровых требований к стране, с которой желательно прийти к перемирию. Эти слова фюрера запали мне в душу! С каждым новым периодом войны у меня крепло желание лично выступить в качестве посредника между Гитлером и теми английскими кругами, которые тоже хотят мирного соглашения. Я решил положить начало мирным переговорам, причем без ущерба для престижа Англии.

Саймон и Кирпатрик не оставили последние слова Гесса без внимания и одобрительно переглянулись. Но Гесс то ли этого не заметил, то ли ему на этих джентльменов было наплевать, снова начал стращать блокадой, голодом, эпидемиями и разрушительными бомбежками.