Песочные замки Уолл-стрит. История величайшего мошенничества - Курт Эйхенвальд

Бримен ответил, что должен посоветоваться с компаньонами. Если они дадут согласие, Харрисон получит деньги. Бримен пообещал, что свяжется с Куинном сразу же, как переговорит с остальными партнерами Carnegie.

В тот же день Бримен созвал совещание, чтобы известить компаньонов о просьбе Prudential-Bache. Они согласились почти сразу, правда, Джон Эдельман настаивал на как можно более солидных гарантиях под заем. Руководствовался он в основном своей антипатией к Харрисону. Совсем недавно при подготовке сделки они несколько раз серьезно повздорили, и однажды Эдельман даже ушел, громко хлопнув дверью. Теперь же, когда тот оказался в безвыходном положении, Эдельман не упустил случая поквитаться с обидчиком. Дабы умиротворить его, остальные партнеры согласились дать заем под жесткие условия, которых выдвинул Эдельман.

Уже на следующий день Бримен, как и обещал, позвонил Куинну. «Все в порядке, Джо, мы готовы предоставить Харрисону требуемый заем. Однако мы вынуждены настаивать на солидном залоге».

«Ну, это понятно, — отвечал Куинн, — вы уже наметили что-то конкретное, что потребуете?»

«А как же, — уверил его Бримен, — на кону будет все имущество Харрисона».

Куинн быстро убедился, что в этих словах Бримена не было и тени шутки. Если Харрисон желает получить от Carnegie денег, пускай отвечает всем, что имеет, — своим домом, своими финансовыми интересами в качестве генерального партнера множества товариществ, своими шикарными авто и даже наручными часами от Cartier. Если Харрисон не сможет отдать деньги, все это приберет к рукам Carnegie.

Узнав о выдвинутых Брименом условиях, Харрисон заскрипел зубами, но… согласился, ведь другого выбора у него не было. В ноябре 1983 г., когда он подписывал то соглашение о займе, его финансы находились в более чем плачевном состоянии; по сути, он уже был несостоятелен. А кто же согласится купить долю в товариществе, спонсором которого выступает едва ли не банкрот? Тут явно было не до шуток — ведь финансовое здоровье генерального партнера числилось среди важнейших сведений, которые закон обязывал раскрывать перед инвесторами. Если Харрисон не сумеет отвести от себя угрозу банкротства, никто и никогда не возьмется больше продавать его товарищества. А между тем Дарр углядел в жестокой дилемме, с которой столкнулся его дружок, отличнейшую возможность погреть руки. Пройдет несколько недель, и ловкий Дарр превратит заем Carnegie в источник поживы не только для себя, но и для кучки топ-менеджеров Prudential-Bache.

Настал 1984 г. 27 февраля Дарр просматривал 14-страничную брошюру, содержащую предложение о покупке очередного товарищества на сумму 1,67 млн долл., которое спонсировал Харрисон. Дарр уже понял, что Харрисон надеется покрыть свои финансовые обязательства перед Carnegie доходами от продажи этой сделки. Однако кое с чем в этой брошюрке он был не согласен. Дарр считал, что Харрисон назначил слишком высокую цену и решил при первой же возможности убедить его умерить свои аппетиты. Это был тот редчайший случай, когда Дарр, настаивая на удешевлении товарищества, действовал в интересах инвесторов. Правда, для порядка следует упомянуть, что инвесторами в этой сделке должны были выступить исключительно топ-менеджеры Prudential-Bache, включая самого Дарра.

Дарр уселся за стол и быстро набросал резкое письмо главе маркетинговой службы Harrison Freedman Assdociates Майклу Уолтерсу. «Дорогой Майк, — говорилось в письме, — если группа руководителей Prudential-Bache и согласится приобрести предлагаемую вами сделку, то не более чем за 1,2 млн долл.». На секунду задумавшись, Дарр подзатянул удавку, приписав: «Я рекомендовал бы вам пересмотреть ваши условия, в противном случае вы вольны продать вашу сделку кому-нибудь другому».

И снова у Харрисона не оказалось выбора, кроме как снизить первоначальную цену. В успехе продажи этого товарищества, закреплявшего его интересы в отеле Barbizon и соседних с ним особняках, он видел самый быстрый способ расплатиться с Carnegie. Продать же это товарищество через брокеров Pru-Bache он не мог, поскольку это сразу же раскроет им глаза на его истинное финансовое положение, и тогда Харрисону придется навсегда распроститься с надеждой продать через них еще хоть одну сделку. А это было нужно ему как воздух — без новых сделок не будет и новых источников вознаграждения, на которые он так рассчитывает. Но вот удивительное дело — даже под угрозой банкротства Харрисон не перестал швыряться деньгами. Не прошло и полутора месяцев после получения кредита от Carnegie, как Харрисон уже приобрел для дома английскую антикварную мебель XIX в., в том числе стол из атласного дерева за 3,8 тыс. долл. и часы красного дерева в стиле короля Георга IV за 5,5 тыс. долл. За один только месяц он «облегчил» свою кредитную карточку на 12 тыс. долл. и в довершение всего купил стереосистему за 11 тыс. долл.

При такой расточительности капризничать Харрисону не приходилось — если он хотел и в дальнейшем не ограничивать себя в тратах, ему следовало как можно быстрее выплатить Carnegie долг. Имея на руках все козыри, Дарр не преминул выговорить неслыханно выгодные условия покупки товарищества: никто из будущих инвесторов, сиречь топ-менеджеров Pru-Bache, не выложит ни гроша из собственного кармана; вместо этого они примут на себя часть финансовых обязательств Харрисона перед Carnegie и будут выплачивать их постепенно, в течение многих лет. Все было просто, как апельсин: ни на секунду не рискуя реальными деньгами, топ-менеджеры Pru-Bache обеспечивали себе немедленный доступ к налоговым льготам. Более того, им открывался прекрасный шанс дополнительно заработать на этой сделке, поскольку, держа Харрисона на крючке, Дарр не позволил ему выставить товариществу счет за управленческие услуги. В сущности, Дарр оградил своих боссов из Prudential-Bache от алчности Харрисона, против которой не возражал, когда она была направлена на карман клиентов Prudential-Bache.

По прошествии нескольких недель Дарр с Харрисоном договорились о новой цене сделки — 1,25 млн долл. Тогда только Дарр известил обитателей высоких кабинетов Pru-Bache, включая и Джорджа Болла, что приготовил им прекрасную инвестиционную возможность. Стоит ли говорить, что никто из осчастливленных не усомнился в том, допустимо ли, чтобы Дарр заключал побочные сделки с теми людьми, чьи товарищества продаются через его подразделение.

Хотя Болл от участия в сделке уклонился, трое других высокопоставленных руководителей не отказались от участия в дележе пирога. То были вице-председатель совета директоров Вирджил Шеррилл, глава управления розничных продаж Боб Шерман и старший вице-президент по розничным продажам Ричард Сиченцо. В самом отделе прямых инвестиций Дарр допустил к сделке лишь Пола Проскиа, Билла Питтмана и Джо Куинна. Последний отказался, а двое других, а также и сам Дарр подписались на участие. В итоге каждый из менеджеров Prudential-Bache принял на себя долг в размере 125 тыс. долл., за исключением Дарра и Шеррилла, чья доля обязательств перед Carnegie составила по 375 тыс. долл.

Бримен и партнеры были весьма удовлетворены таким исходом дела. Мало того что теперь риск по займу распределился между целой группой лиц, так еще и на самом Харрисоне повисла «неразобранная» менеджерами Prudential-Bache часть долга в 250 тыс. долл. А это означало, что, пока сделка с этим товариществом не будет закрыта, Carnegie так и будет держать в залоге все имущество Харрисона.