Шотландец в Америке - Патриция Поттер

— Все хорошо, любимая, — шептал он, — храбрая моя. Славная девочка… Теперь все в порядке.

Дрю наконец осознал, сколько мужества потребовалось ей, чтобы снова обмануть его — но на сей раз желая ему добра. Столько же мужества потребовалось на все ее поступки после гибели отца. А он, Дрю, видел мир только в черно-белом цвете. И вымещал на ней свои несчастья.

— Я хотела все тебе рассказать, — всхлипнула Габриэль, — очень хотела, но…

— Успокойся, любимая, — промолвил Дрю, крепко обнимая ее, — я же сказал, что все в порядке, — и это правда. И спасибо тебе за твою заботу. До этого ведь никто обо мне не заботился. Только я хотел бы также, чтобы ты в меня верила. Я бы не стал действовать очертя голову.

Габриэль взглянула на Дрю.

— Обещаешь? — спросила она, по-детски утирая кулачком слезы.

Он невольно улыбнулся.

— Угу. Но и ты должна мне обещать то же самое. Устраиваться поваром на перегон скота — не самый разумный поступок для девушки.

— А что можно сказать о шотландском картежнике, который нанялся погонщиком? — спросила она, снова шмыгнув носом.

Дрю ухмыльнулся.

— Что ж, значит, мы — два сапога пара.

Дрю взглянул на нее — и ему показалось, что он видит лицо ангела. Глаза были полны слез и сияли в свете бесчисленных звезд, лицо светилось явной любовью и безмерной преданностью. Последняя преграда на пути к его сердцу рухнула и обратилась в прах.

Дрю Камерон любил и был любим.

Он мысленно удивился и возрадовался этому чуду — и приник поцелуем к ее губам.

Перед рассветом ночь стала темнее, и Габриэль, вздохнув, уютнее устроилась в объятиях Дрю.

Итак, ее честность спасла зародившуюся между ними близость. Холодок последних дней растаял в пылу ее признания, и Дрю впервые открыл ей свое сердце. Он не сказал тех слов, которые ей хотелось бы услышать, но его поцелуй и объятия обещали самую горячую любовь, и этого Габриэль оказалось достаточно. Пока.

Одно жалко — снова он был чересчур осторожен… а она хотела ребенка. Однако решение Дрю было непреклонным. «Я не хочу плодить ублюдков», — в наивысшую минуту страсти сказал он сдавленным, напряженным голосом.

Опять в его словах Габриэль почувствовала горечь и вспомнила их недавний разговор и его слова: «Я ведь незаконнорожденный если не по закону, то фактически». Габриэль хотелось бы узнать, что он имел в виду, расспросить о его происхождении, семье, друзьях — но тогда не время было задавать вопросы. И сейчас тоже. Раны Дрю еще болят, и она не хочет, не может посыпать их солью. Когда-нибудь он сам выберет подходящее время, расскажет обо всем — и, может быть, ей удастся облегчить эту боль, постоянно терзающую его душу.

Габриэль счастливо вздохнула: так тепло и радостно было лежать рядом с ним. Эти несколько часов она провела в объятиях Дрю, ликуя и наслаждаясь. Это было куда больше того, что она ожидала, о чем мечтала и на что надеялась. Снова и снова они ощущали себя в раю, губы их смыкались в поцелуе, тела сливались. И при мысли об этом Габриэль снова до боли хотелось испытать то же счастье.

Неужели можно любить вот так, глубоко и самозабвенно? Габриэль не отдавала себе отчета в глубине своих чувств, не сомневалась в них и только хотела продлить каждое чудесное, удивительное мгновенье. Сейчас она старалась вновь и вновь пережить эти мгновенья, но все же неохотно открыла глаза. Небо заметно посветлело, звезды быстро бледнели, луна уже опустилась за горизонт. Пора возвращаться. Скоро проснется Малыш и потребует, чтобы его накормили. К тому же едва ребенок начнет капризничать, как все погонщики ринутся к фургону.

Габриэль пошевелилась и разбудила Дрю, который что-то пробормотал спросонья. Потягиваясь, он коснулся щекой ее щеки. За ночь у него отросла щетина, и ей это даже нравилось — было в этом нечто интимное, напоминавшее о ночи, проведенной вместе. О себе, о том, как она выглядит, Габриэль и думать не хотела: растрепанные волосы, безнадежно смятая рубашка.

Дрю, однако, улыбнулся, глядя на нее: она напоминала мальчишку, который сбежал из школы на рыбалку и поймал самую большую рыбу в своей жизни. Сердце девушки забилось сильнее при виде этой счастливой, ласковой улыбки.

— Да, наверное, пора вставать, — лениво сказал он, погладив ее руку.

— Наверное, — повторила она с сожалением. Дрю поднес ее ладонь к губам и понюхал пальцы.

— Как прекрасно ты пахнешь!

— Должно быть, перцем, которым приправляю бобы.

— Да нет, это не перец, — улыбнулся Дрю, — хотя ты стала вполне подходящей поварихой.

— Подходящей?

— Ну, стоящей, — поправился он.

— Вот не дам тебе бобов…

Дрю даже застонал.

— Клянусь, после этого перегона ни единого боба в рот не возьму!

— А я не думаю, чтобы еще когда-нибудь в жизни стала их варить, — охотно согласилась Габриэль.

— А ты умеешь прилично заваривать чай?

Непонятно почему, но сердце у нее забилось чаще. Имеет ли он в виду их общее будущее? Или она делает слишком поспешные выводы?

— Тебе не нравится мой кофе?

— Грязная, мутная жижа из оловянного кофейника — в высшей степени нецивилизованный напиток, — проворчал Дрю.

— Я думала, что ты любишь все нецивилизованное. И приключения. А ты спрашиваешь меня про чай.

— Еще я люблю хороший бренди, — хмыкнул он, — и дорогие сигары.

— А что еще? — спросила Габриэль, прекрасно понимая, что беззастенчиво желает услышать признание в любви.

Дрю дотронулся до ее щеки.

— Игру случайностей. А также восход солнца. — И вздохнул. — Ах, милая моя, боюсь, я недостоин того, чтобы за меня бороться. Я мало чего достиг и ношу фамилию, репутацию которой только и делал, что изо всех сил подрывал.

— Мне нет дела до твоей фамилии и репутации, — возразила Габриэль, — и мне все равно, что у тебя мало денег. Деньги у меня есть.

И почувствовала, как его рука крепче сжала ее пальцы.

— Я денег у девиц не беру.

— О, неужели? — Ее охватил гнев. — Стало быть, валяешься в сене бесплатно? А я-то думала… Она вырвалась из его объятий и встала.

— Нет, я ничего не думала. Я просто считала, что ты не похож на других. Но нет, ты просто высокомерная ослиная задница!

И принялась ощупью искать свои брюки. Даже в праведном гневе нельзя вернуться в лагерь нагишом.

— Ты это ищешь? — Дрю тоже встал и успел одеться. Теперь он помахивал перед глазами Габриэль ее же брюками.

— Да, — буркнула она сурово и потянулась за брюками, но шотландец ловко отдернул руку.

— Так я — ослиная задница? — зловещим шепотом переспросил он.