Мастера особых поручений  - Дарья Кузнецова

Грай несколько секунд пристально, недоверчиво разглядывал девушку, изучал ее ауру и искал подвох. Но ничего страшного не нашел, только подтверждение сказанному, поэтому наконец успокоился и присел на край кровати.

— Знаешь, к Белому все… выходи за меня замуж, а?

— Чтобы у тебя был повод мной командовать?

— Ты мне это до конца жизни припоминать будешь, да? — Он жалобно сложил брови домиком.

— А ты мне каждый раз будешь такие истерики устраивать, да? — еще ехидней припомнила она.

— Не знаю, не исключал бы, — честно вздохнул ужастик. — Я же хаосит, мы все нестабильные. Но — обещаю, никаких запретов. То есть ругаться я, конечно, буду, но… у тебя появится дополнительный стимул меньше рисковать. Ну так что? Ты согласна?

— Посмотрим на твое поведение, — счастливо улыбнулась Дая и добавила сварливо: — И на то, как ты будешь меня уговаривать.

— Я буду очень, очень стараться! — с удовольствием пообещал Грай. — Расскажи хоть, что тут у вас случилось?

С этим вопросом он вытянулся на постели рядом с девушкой, обнял ее покрепче, прижал к себе и устроил белокурую головку у себя на плече — так было гораздо удобнее. А Даршарай и не возражала, она чувствовала себя в этот момент совершенно счастливой.

Кабинет начальника Тайной канцелярии; королевские покои

Ночь прошла отвратительно и совершенно не принесла облегчения. Тавьер вроде бы засыпал, но то и дело вскидывался, вырываясь из липкого сумбурного сна, в котором не было ничего определенного. К счастью, не снились ему ни жена, ни королева, безопасник гнался за кем-то и никак не мог поймать, в последний момент неизменно хватал воздух.

Так что он поднялся еще затемно и несколько часов сосредоточенно возился с бумагами в кабинете. Показалось, что это пошло на пользу, помогло собраться. Когда утро всерьез вступило в свои права, Тавьер последовательно навестил нескольких подчиненных, к которым у него были вопросы, и раненую Даршарай.

Потом принял у себя в кабинете Лавиля с докладом, однако собственную концентрацию заметно переоценил, сосредоточиться на словах помощника никак не получалось. Тавьер не думал о чем-то постороннем и вроде бы внимательно слушал, но просто не мог воспринять смысла сказанного, слова слышались как произвольный набор звуков. Умница-воздушник вежливо делал вид, что не замечает состояния начальника, и терпеливо повторял по нескольку раз выпадающие из восприятия Ильнара моменты. В итоге все же сумел добиться понимания, хотя ушел в растерянности и беспокойстве: таким Тавьера он еще не видел. Пообещал себе: если через день-другой состояние Тавьера не улучшится, непременно обратиться к целителю, невзирая на все возможные протесты будущего пациента.

А начальник Тайной канцелярии, выкурив после ухода Ондара одну за одной еще три папиросы, наконец признался себе в собственной трусости. От королевы сбежал, теперь — пытался сбежать не то от себя, не то опять от нее, как будто Олире действительно могло хватить глупости за ним бегать. И если от гипотетического преследования еще можно было спастись, то от собственных эмоций — увы, как бы он ни старался их задавить.

Ильнар раз за разом возвращался в воспоминаниях к той сцене. Пытался гнать наваждение от себя, но сейчас наконец признал, что это не работает. И ладно бы мысли были разумные, а то… Вспоминались тепло женского тела, его отзывчивость и податливость, вкус губ, пьянящее и нестерпимое желание большего. И жалость, что их прервали.

Сожри Белый его сердце! Мало того, что он как мальчишка поддался на какие-то нелепые подначки и вышел из себя, дав волю эмоциям, мало того, что он посмел поцеловать королеву, так он еще всерьез думает о том, что было бы неплохо не ограничиваться поцелуями. То есть, называя вещи своими именами, он продолжает ее хотеть. Настолько, что при воспоминании о поцелуе узкие форменные штаны начинают доставлять неудобство.

Это не раздражало, нет; это приводило безопасника в бессильную ярость — и вызывало тот самый страх.

Как это получилось? Как он пропустил? Как… Как?! В какой момент отношение к этой женщине как к полезному инструменту и объекту охраны превратилось во что-то настолько личное?

В насколько личное и что еще кроется за плотскими желаниями, Ильнар и вовсе боялся думать. Потому что он не просто хотел женщину, он хотел именно эту женщину, а мысль о посещении борделя вызывала непонятное тоскливое отвращение.

Накурившись до головокружения из-за нехватки воздуха и плотного тумана в кабинете, Тавьер все же сумел взять себя в руки, перестал загонять опасные мысли вглубь сознания, признал и принял их существование. Открыл окна, чтобы проветрить, пристроился на подоконнике, угрюмо глядя вниз, в парк. Постарался сосредоточиться не на самой проблеме, а на дальнейших собственных действиях. Здесь, к счастью, вариантов виделось немного.

Ильнар и близко не допускал мысли, что можно дать чувствам волю. Может, Олира и права, это трусость, но… позволить себе интрижку с королевой? Нет уж, у него еще сохранились какие-то остатки чести, и унизить ее подобным образом он не мог. Не говоря уже о том, сколько проблем это доставит им обоим.

И ведь, сожри его Белый, Олира тоже хороша! Почему она позволила? Почему ответила? Почему не отвесила оплеуху позвонче, так, чтобы мозги встали на место?!

Нет уж, подобные вещи нужно давить в зародыше. Да, разрешил на какое-то время эмоциям взять верх, но все еще можно исправить. А для этого нужно что? Прийти к королеве с докладом и, улучив момент, извиниться. Разумеется, полностью взять вину на себя, потому что предъявлять женщине претензии за ее спонтанную реакцию — подлость.

Случайный срыв. В конце концов, он тоже человек и имеет право иногда проявить слабость.

Да. Вот так и надо впредь к этому относиться: как к случайности. И внимательно следить за собой, чтобы подобное не повторилось. Пролетит немного времени, и влечение это пройдет как простуда. Именно для этого боги и наделили человека разумом: чтобы мог держать под контролем свои нелепые желания. А колючий ком в горле от этих мыслей можно и потерпеть. Хватит. Не в том он возрасте и не на той должности, чтобы тратить время и силы на ерунду.

С этими мыслями и в этом настроении Тавьер и направился в покои к королеве, благо весомый повод для встречи имелся.

Олиру он нашел в гостиной, в окружении женщин из свиты и еще нескольких человек. Недавние слова Тавьера оказались пророческими: слухи о том, что королева решила взять власть в свои руки, расползлись по дворцу, и к ней потянулась вереница желающих засвидетельствовать свое почтение. Олира благосклонно улыбалась всем сразу, почти не участвуя в разговоре.

Зрелище увивающихся вокруг нее мужчин подпортило безопаснику и без того дурное настроение, но к этому он уже был морально готов. Ничего, пройдет. Зато под леденящим взглядом главного королевского пугала разговоры разом оборвались, кое-кто из присутствующих заметно сбледнул с лица, кто-то попытался прикинуться частью декора.