Девушка, змей, шип - Мелисса Башардауст

– Ты так и не рассказала о своем первом впечатлении, когда увидела меня в моем нынешнем обличье, – обратилась она к Парвуанэ робким голосом. – Ты разочаровалась?

– Вовсе нет, – ответила удивленная Парвуанэ. – Я тебе уже как-то говорила, что твои вены показались мне прекрасными. Но шипы сумели их превзойти.

Парвуанэ убрала руку и придвинулась ближе к Сорэйе, а затем продолжила:

– Но, что важнее, мне нравится видеть тебя умиротворенной.

Ее слова удивили Сорэйю. Она задумалась, были ли они правдивы. В прошедшие месяцы она не ощущала бремени, будто бы до того всю жизнь носила на своих плечах вес шипов. Носила даже тогда, когда проклятие было снято. Теперь же она наконец-то смогла выпустить их.

– Я думала, тебе нравится, когда я злюсь, – сказала Сорэйя, облокачиваясь на Парвуанэ.

– Ты права, – призналась Парвуанэ, кивая. – Возможно, мне просто нравится смотреть на тебя.

Она прикоснулась к затылку Сорэйи и начала подтягивать ее к себе, пока их губы не соприкоснулись.

Сорэйя стояла с закрытыми глазами. Ей показалось, что она услышала биение крыльев Парвуанэ, но тут див отстранилась, смущенно хмурясь: ее крылья были неподвижны. Парвуанэ взглянула на что-то у Сорэйи за спиной, и глаза ее округлились. Перед взглядом Сорэйи промелькнуло яркое воспоминание о кожаных крыльях, и она тут же обернулась, встревоженная. Однако она тут же успокоилась, увидев на парапете Симург: та сидела над тем местом, где едва виднелись следы крови, обозначавшие место смерти Азэда.

Парвуанэ коснулась губами шеи Сорэйи и обратилась к ней.

– Я найду тебя позже, – прошептала она и спрыгнула с крыши с распростертыми крыльями.

Оставшись наедине с Симург, Сорэйя испытала ту же робость, что и в прошлый раз.

– Я думала, ты вновь нас покинула, – сказала она, нерешительно сделав шаг ей навстречу.

В ответ Симург распушила перья.

– Нет, ты никогда нас не покинешь, только не в час нужды. Спасибо тебе за все, что ты сделала. И еще… мне очень стыдно за все то, что я натворила.

Пока Сорэйя говорила, живот у нее скрутило от волнения. В душе у Сорэйи сохранялась пустота, все так же наполняющаяся чувством вины всякий раз, как она вспоминала о том, что затушила огонь. Ей оставалось надеяться лишь на то, что со временем эта пустота уменьшится.

Симург спрыгнула с парапета и подошла к ней, заглядывая своими всеведущими глазами прямиком ей в мысли. Она один раз моргнула, склонила голову и принялась чистить клювом одно из перьев. Когда же она подняла голову, то в клюве у нее было то самое перо. Симург вытянула шею вперед, протягивая его Сорэйе.

Сорэйя уставилась на него, вспоминая свой страх того, что Симург сочтет ее недостойной подобного дара. И все же… она не ощущала потребности в нем. Не ощущала прежних отчаяния и желания освободиться от яда или шипов. Она столько лет провела, прячась и стараясь подавить собственные эмоции и пробуждаемый ими яд, что теперь испытывала облегчение от возможности с гордостью носить свои шипы, не стыдясь их и не извиняясь. У нее была семья. У нее была Парвуанэ. У нее был дом. Теперь шипы ничего у нее не отнимали. Более того, они обеспечивали ей место в этом мире, давали ей цель. Ее существование никто не был способен отрицать. Сорэйе более не было нужды выбирать между разными частичками ее самой. Она могла быть цельной.

– Благодарю, – обратилась Сорэйя к Симург, надеясь, что та поймет ее эмоции, которые Сорэйя пыталась выразить этим простым словом. – Я искренне ценю это предложение, но более в нем не нуждаюсь.

Глаза Симург выражали одобрение. Все еще держа перо в клюве, она расправила крылья и вспорхнула в небо, полетев на юг, вслед за семьей Сорэйи. Сорэйя осталась стоять на крыше, наблюдая за полетом Симург к горизонту до тех пор, пока та не превратилась в разноцветное удаляющееся пятно, похожее на горящий на фоне безоблачного голубого неба огонь.

Роман «Девушка, змей, шип» – следствие моей давней любви к сказкам (в особенности к «Спящей красавице»), увлечения идеей ядовитой девушки из сада в рассказе «Дочь Рапачини» и недавно появившегося у меня желания побольше узнать о мифах и легендах моей культуры.

Один из источников, оказавших на этот роман основное влияние, это легендарный персидский эпос «Шахнаме» (также известный как «Книга царей»). Эпос «Шахнаме» был написал в начале одиннадцатого века нашей эры. Он представляет собой чрезвычайно длинное описание истории Персидской империи. Но существует нюанс: первые две трети эпоса больше основаны на мифах и легендах. Повествование же последней трети ближе к реальным историческим событиям. Именно в первой трети эпоса встречаются демоны и герои, змеиные цари и магические птицы и даже сказание, похожее на историю о Рапунцель. Мне захотелось использовать эту мифическую историю для создания мира, вдохновленного древней Персией (в частности – эрой правления Сасанидов) и ее фольклором. Ниже приведены некоторые из источников вдохновения для романа «Девушка, змей, шип».

ЯЗЫК

Большинство неанглийских терминов, встречающихся в романе, представляют собой комбинацию слов из древнеперсидского, среднеперсидского и современного персидского. Например, слово «йату» взято из древнеперсидского и означает «колдун» или «маг», «Новруз» – из среднеперсидского и означает «Новый год», «див» – из современного персидского и означает «демон». Я решила использовать устаревшие слова, так как хотела создать ощущение «историчности» происходящего в романе и провести границу между тем, как их использовала я и как они используются в современном персидском языке. Однако я также использовала и современные термины. В своем выборе я руководствовалась тем, что проще будет прочитать, а также атмосферой, которую мне хотелось создать. Значения некоторых из терминов претерпели изменения в сравнении с тем, как они используются в действительности, либо же были упрощены в интересах написания романа.

Заметка о произношении: букву «i» следует произносить как долгое «E», т. е. «div» следует читать как «DEEV», «parik» как «par-EEK» и т. д. Звук «kh», как, например, в слове «dakhmeh», напоминает горловой звук «ch», как в слове «loch» (как и в «Lock Ness») или «Chanukah» («Ханука»).

СОЗДАТЕЛЬ И РАЗРУШИТЕЛЬ

Представленная в романе космологическая модель представляет собой фантастический, художественно переработанный и сокращенный вариант древних зороастрийских верований. Зороастризм – это древняя и сложная система верований, развивавшаяся на протяжении многих лет, которая практикуется и по сей день.

Особенно я вдохновилась течением зурванизма – устаревшего еретического варианта зороастризма, бывшего популярным во время правления Сасанидов. Зурванизм был более склонен к дуализму. В нем существовали две ключевые фигуры – братья-близнецы Ахурамазда (олицетворение добра) и Ангра-Майнью (олицетворение зла), составляющие половины абсолютного целого, появившегося из Зурвана (олицетворение времени). Ортодоксальный зороастризм намного ближе к монотеизму. В нем Ахурамазда считается единственным создателем, а Ангра-Майнью – младшей сущностью, стремящейся испортить по природе своей добрый мир Ахурамазды такими вещами, как хворь и смерть. Большую роль в зурванизме играют судьба и астрология (что справедливо и для «Шахнаме»), в то время как в ортодоксальном зороастризме упор делается на свободе воли и выборе между добром и злом каждым человеком.