Такое разное будущее - Станислав Лем

– Дайте, – прохрипел я. – Дайте… только один заряд…

Он не отвечал и все сильнее прижимал меня к стене.

– Дайте револьвер, – задыхаясь, говорил я. – Не будьте глупым!

Я уже не вырывался.

– Канченджонга, – шепнул он мне на ухо.

– Дайте револьвер. Все кончено…

– А тогда…

– Тогда была надежда. Дайте, Петр!

– И теперь есть.

– Неправда!

Он вдруг отпустил меня и сделал шаг назад.

– Вы хотите оставить меня здесь одного? – медленно произнес он, огромный, с гигантской тенью над головой.

Что-то стиснуло мне горло с такой силой, что я едва мог перевести дыхание. С минуту я трясся, словно бился в судорогах. Потом хлынули слезы. Я опустился на колени. Он сел рядом со мной. Большая тяжелая рука обняла меня за плечи.

– Ну, ну… – говорил он. – Ну, ну…

– Слушайте, – сказал я спокойнее, – они не знают, что мы пропали. Впрочем, они все равно нас не найдут. Надежды нет. Зачем ждать? Если бы у нас была взрывчатка…

– Взрывчатка есть, – ответил он и коснулся баллона на моем кислородном аппарате.

– Кислород?!

– Да, жидкий кислород.

Я вскочил и снова опустился.

– Нет, это ни к чему, я уже думал об этом. Кислород сам по себе не взрывается: его нужно смешать с горючим материалом.

– Правильно.

– А у нас ничего такого нет.

– Есть.

– Что?

Он достал из кармана два маленьких плоских кусочка: это был прессованный сахар. Я начал понимать.

– Петр!

– Вы знаете, как делаются оксиликвиты: жидкий кислород смешивается с порошком угля или сажи. При воспламенении кислород соединяется с углем и дает взрыв. Сахар – это углеводород, в нем есть углерод и водород, он горюч, а этот как раз мелкий и сыпучий.

– Потому-то вы меня и спрашивали раньше?

– Да.

– И ничего не сказали?

Он сильной рукой привлек меня к себе.

– Послушайте. Я рассчитал, какую ударную силу может развить заряд, который у нас есть. Мы не знаем, на каком протяжении рухнула кровля. Если в самом узком месте, то у нас есть надежда. Меньше всего у нас горючего – сахара; кислорода много, так как мы взяли двойной запас, и если нам удастся выбраться, то хватит его и на обратный путь. Но есть еще одна трудность. Чтобы такой заряд взорвался, его нужно поджечь электрическим запалом.

Я понимающе кивнул головой.

– У нас есть батареи.

– У нас есть батареи, и потому я берег свет, но у нас нет кабеля. Вот все, что есть. – Он показал трехметровый кусок провода. – Я вынул его из электрометра. Из скафандров вынуть нельзя, потому что нельзя снять шлемы, так что…

Он запнулся на секунду.

– Кто-то должен подорвать заряд вручную, на месте.

– И потому вы об этом не говорили?

– Да.

Вдруг у меня блеснула мысль.

– Петр, вы не спали?

– Нет.

– Всю ночь?

– Да. Я искал другой способ.

– И нашли?

– Нет. Мы не можем снять шлемы, – повторил он. – Мы тотчас же отравимся.

– А если бы фитилем, – начал я. – Вытрясти порох из патрона.

– Взрыв или совсем не произойдет, или будет слабый. Впрочем, порох необходим, его нужно подсыпать на концы проводов. Это вызовет детонацию. Но запал должен быть электрическим.

– Погодите… а если выстрелить в заряд из револьвера?

– Я думал и об этом. Нужно пять выстрелов, да еще одновременных. Так получается по расчетам. Иначе мы не только не откроем себе пути, но вызовем еще более сильный обвал.

– Так, – произнес я. – Вы правы. Один из нас должен пойти туда. Бросим жребий?

– Не хочу полагаться на случай. В этом есть что-то унизительное.

– Значит?..

Он молчал.

– Может быть, все-таки есть другой выход?

– Есть. Во-первых, как физик, я хорошо знаю, в каких условиях взрывная волна действует сильнее всего, а во-вторых, как руководитель экспедиции…

– Понимаю, можете не договаривать. Я не согласен…

– Я уверен, что это мне удастся. Не хочу приказывать…

– И не имеете права!

– Не имею права?

– Нет, и вдвойне… после того, что я хотел сделать. Пойду я.

Арсеньев достал из кармана коробку спичек и подал мне.

– Чет – пойдете вы, – сказал он. – Нечет – я.

Я начал выкладывать спички на камень. Это было похоже на игру; я клал одну белую палочку за другой, а губы двигались, считая: восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать… Последней была семнадцатая.

– Пусто, – сказал Арсеньев.

Я потряс коробочку. Еще одна спичка, притаившаяся под крышкой, скатилась по камню и упала на землю.

Арсеньев отвернулся и отскочившим лезвием топорика начал дробить сахар и ссыпать его в пакетики, сделанные из листков записной книжки. Потом в полном молчании мы вытащили ножом патроны из револьвера, высыпали порох из гильз и вдвоем пошли по коридору к месту обвала. Арсеньев обозначил пять щелей между камнями; я расширял их острием топорика, а Арсеньев в это время наливал кислород в пакетики. Бледно-голубая, почти бесцветная жидкость шипела и вскипала, стекая тонкой струйкой. Пакетики, только что мягкие, затвердели, как камень: не будь рукавиц, их нельзя было бы взять в руки, но и сквозь ткань ладони обжигало страшным холодом.

Готовые заряды мы втиснули глубоко в шпуры. Арсеньев соединил их проводами и вывел концы в сторону. Когда шпуры были заложены осколками камня и забиты глиной, он сказал мне, прислонясь к скале:

– Станьте вот так. Тогда вы будете защищены от лобовой волны. Соедините провода и ложитесь ничком. Вот и все.

Секунду он стоял неподвижно возле меня, потом вдруг схватил меня за плечи, прижал к себе изо всех сил и быстро, словно отталкивая, отпустил. Когда его шаги стихли за поворотом, я взял батарею.

Один полюс был уже присоединен. Я прижался к скале, стараясь слиться с ней.

– Внимание! – крикнул я. – Готово!

Маленькая искорка проскочила под проводом. Раскаленный молот ударил мне в грудь. Оторвавшись от земли, я полетел в грохочущую огненную тучу.

Разбудил меня яркий свет. Прямо надо мной горела лампа с зеркальным отражателем. Я лежал на чем-то прохладном и мягком. Мне хотелось заслонить глаза рукой, но ее что-то держало.