Ожерелье из золотых пчел - Наталья Барабаш

– Мать Сатура-то чем ему мешала? – спросила Климена.

– Она мечтала править сама, без тебя. А главное – ей не нравился Галий. У нее был свой любимчик – какой-то сладенький тенор.

– Чушь! – воскликнул Радамант. – Галий, может, и любит славу, деньги. Пристрастился к зелью. Но чтобы планировать такие сложные убийства…

Командующий с подозрением уставился на Гупана:

– Тут нужен другой ум.

– Иногда мы неправильно оцениваем тех, с кем встречаемся каждый день, – пожал плечами Гупан. – Послушал бы ты, что рассказывают про него бывшие любовницы! Но ты прав. Возможно, был замешан кто-то еще.

– Почему же ты сразу ничего мне не сказал? – воскликнула Климена.

– Не был уверен. Кстати, Климена. Посмотри чудесную склянку от богини Реи. Не отлил ли Галий что-нибудь из нее по своей милой привычке?

Климена поднялась, взяла со столика склянку с нарисованной птицей, капнула настой на ладонь, поднесла к носу.

Зелье было разбавлено. В запахе не хватало полынной горечи.

– Все равно не верю! – замотала она головой.

– Да. Что говорит сам Галий? – наклонился вперед Радамант.

– Уже ничего, – пожал плечами Гупан. – Мальчишка его убил. И если бы это был случайный человек, он не стал бы тратить на него время. Галий знал что-то важное.

– Галий мертв?! – вскричали одновременно Климена и Радамант.

– Да. Это случилось ночью, Анубис убежал, и я решил не омрачать вам последний день Игр. Кто же знал, что случиться такое…

– Климена! Что у тебя тут происходит! – взорвался Радамант. – Какой это начальник охраны? Убийства идут одно за одним. А он не может схватить какого-то мальчишку! И даже не докладывает, что убили первого музыканта царства! Безобразие! Тебе не кажется это странным? Я требую, чтобы ты его немедленно сменила!

Гупан склонил голову:

– Подождите до завтрашнего утра. Утром мальчишка будет перед вами.

– Не знаю, есть ли у нас столько времени, – жестко сказала Климена.

Она встала. Двое мужчин тоже поднялись с мест. Но так и не поняли, кто из них сейчас победил.

– Доигралась? – Зеро поднял глаза на Климену.

Она зашла к нему в гостиную, когда он только что сел ужинать. Из горшочка шел ароматный пар от тушенного в травах козленка, в чаше тяжело мерцало красное вино: похоже, советник что-то праздновал.

– Присоединяйся к трапезе, – усмехнулся Зеро.

И когда Климена отказалась, отставил тарелку, отпустил слугу и сам плеснул ей вина.

– Садись. Зачем пришла?

Климена оглянулась: она не была здесь пятнадцать лет, а почти ничего не изменилось – тот же массивный мраморный стол, неудобные стулья, пустые стены. Разве что фреска со сражающимися воинами появилась над камином.

– Ты должен помочь.

– Странная фантазия. Тебе уже никто не поможет. Весь Кносс видел блестящие результаты твоего правления. Навлечь на царство столько бед! Войдешь в историю как худшая жрица. Все, дорогая, твое время кончилось.

– Ты не понимаешь, – тихо сказала Климена. – Не мое – наше время кончилось. Всего царства. Тебе докладывали о том, что творится на Тире?

– Дым, дурной воздух, рыба кверху брюхом? Такое уже бывало.

– Такое – только пятьсот лет назад. Вот. – Климена положила на стол зажатое в руке вареное яйцо. – Я сама была на Тире. Там кипят озера. Вулкан проснулся.

Зеро крутанул на столе яйцо, помрачнел.

– Тем более. Ни тебе, ни твоей богине с вулканом не справиться. Завтра на Совете ты сложишь с себя звание Верховной жрицы и передашь временное управление царством мне. Это единственный способ избежать бунтов.

– Хорошо, – вздохнула Климена. – Мое условие: я уйду, если царем станет Яр, а Верховной жрицей – Мина.

– Мина? – перебил ее Зеро. – Твоя дочь?

– Что?! – Климена вздрогнула.

Зеро почти прожег ее черным раскаленным взгядом.

– Ты думала, я не знаю?

Климена задрожала.

Это было страшное преступление, которое она скрывала долгие годы. Жрицы на Крите могли любить кого хотели, но не имели права рожать детей. Их ребенком должно стать царство.

Но как, как он узнал?!

* * *

… Это было сумасшедшее лето. Юную Климену переполняли такие энергия и сила, что, казалось, к ее сандалиям боги приделали крылья. И она летела, летела – на празднества, прогулки под парусом, посиделки у друзей…

Радамант, с которым у нее был роман, надолго ушел в плавание. А молчаливый художник Феодокр ходил вокруг, вздыхал и однажды пригласил погулять. Они шли по тропинке посреди сонного от жары зеленого луга. Над разноцветными цветами жадно урчали пчелы – так громко, что над полем плыл густой тяжелый гул. Вдруг Феодокр открыл кожаный мешочек. Достал оттуда серьги.

Они были сплетены из золотых пчел, и казалось, эти пчелы сейчас тоже взлетят и сядут на цветы.

– Это оберег. Они защитят тебя от бед, – сказал Феодокр. Сам вдел сережки ей в уши. И когда приблизил к ней лицо, она увидела, что глаза у него из пылающе-рыжих стали мягкими и нежными, как расплавленное золото.

…Ромашки встали над ними, качая белыми головками, недовольные пчелы, ворча, разлетелись, но ни одна не ужалила, а в небесной синеве вдруг запела-засвистела какая-то птица.

Климена была уверена: Мина возникла из вспышки любви именно там, на этом радостно-пестром гудящем лугу.

…Когда Климена поняла, что беременна, первая ее мысль была пойти к египетской травнице, которая избавляла женщин от ненужного плода.

А потом пожалела жизнь, зарожденную в такой красоте. Уехала на время к двоюродной сестре в Афины. Передала весточку на родину, что заболела малярией. Феодокр тоже отправился путешествовать. А вернулся уже с дочкой. И с трогательной историей про то, как женился на Родосе, но, к несчастью, жена умерла в родах.

Климена к тому времени уже месяц как приехала на Крит. Никому и в голову ничего не пришло. Так она думала до сегодняшнего дня.

* * *

Зеро продолжал куражиться:

– Вот интересно, что об этом подумает твой нежный друг Радамант? Ты ведь ничего ему не говорила, да, медоносная?

Климена сидела уничтоженная.

– Как считаешь, если я доложу об этом на совете, какие шансы, что тебя и Мину оставят в жрицах?

– Мина-то при чем? – вскинулась Климена.

Чего ей стоило отказаться от дочери, лучше не вспоминать. Но она успокаивала себя тем, что вместо матери-изгнанницы дает девочке будущее. Неужели все было зря?!