Руна смерти - Олег Курылев

— Ее что, заперли на ключ? — крикнул он сдавленным голосом, обернувшись к груде лежащих на полу тел.

Кто-то пытался встать, были слышны стоны и хрипы, но никто не ответил. Юлинг снова услышал приближающийся гули из последних сил навалился на дверь. Она распахнулась, и он вывалился наружу на снежный наст.

Машина стояла боком посреди дороги. Откуда-то спереди он слышал крики и шум мотора. Он поднялся на ноги и повернулся туда, откуда они приехали. Прямо на него несся белый шквал. Сотни пуль, взрывая утрамбованный снег на высоту двух или более метров, должны были вот-вот разорвать его в клочья. Юлинг рванулся вправо и лишь на долю секунды опередил вторично ударивший по их фургону стальной град. Внутри что-то взорвалось — не то канистра с бензином, не то гранаты в одном из ящиков. Дверь, которую Юлинг пытался открыть еще пять секунд назад, отлетела на несколько метров в сторону. Через мгновение последовал еще один, более мощный взрыв. Стенки фургона разлетелись. Ветер понес по дороге обрывки горящих карт, наградные бланки и инструкции. Юлинга отбросило вбок. Ударившись головой о ствол придорожной березы, он потерял ощущение боли, звука и света.

Когда он пришел в себя, то понял, что его везут в санитарной машине, где находилось еще несколько раненых. Было холодно. Болела голова, и сильно хотелось пить. «Лучше бы я еще был без сознания несколько часов, — думал Юлинг, — пока не кончится эта чертова дорога». Автобус трясло и раскачивало. Он часто буксовал, завывая мотором, и тяжело преодолевал небольшие подъемы. И никого рядом, кроме раненых. Ни санитара, ни сиделки.

Он вспомнил Эдду — свою горничную, дочь фленсбургского рыбака, с которой попрощался всего несколько дней назад. Она была сильно расстроена, узнав, что ее хозяин уезжает. В ее больших глазах стояли слезы. Он попытался припомнить весь тот последний вечер, но боль и тошнота мешали работе мозга, и дальше двух-трех обрывочных воспоминаний он никак не мог продвинуться. Чем же у них кончилось? Что он сказал напоследок? Ладно, потом… А сейчас пить…

Вероятно, он снова был без сознания и снова пришел в себя, когда его, укрытого одеялами, несли на носилках. Он не понимал куда. Гвозди солдатских сапог санитаров застучали по железу. Потом стало тихо. Потом он снова услышал их лязгающий стук. Над его головой проплывали потолки каких-то бесконечных коридоров. Боковым зрением он видел вдоль стен ряды дверей. Однажды они проходили через просторный зал, потолок которого был похож на зал фешенебельного ресторана. Наконец они вошли в белую комнату с двумя рядами кроватей. Его вытащили из-под одеял и уложили на койку у стены.

— Дайте же воды, черт бы вас побрал, — просипел он пересохшим ртом, и каждое слово отозвалось тупой пульсирующей болью в голове.

Он снова отключился, не зная, что уже два дня находится под воздействием морфина. Без него он мог просто умереть от болевого шока. Правое плечо, которого он почти не чувствовал, было раздроблено. К счастью, не были задеты крупные сосуды, и в организме Юлинга еще оставалось достаточное для поддержания жизни количество крови.

Через час он лежал на операционном столе, и пожилой хирург долго колдовал над обломками его костей, удаляя пинцетом одни и укладывая на место другие. Потом руку обездвижили, заковав в гипс и связав с гипсовым панцирем, охватывающим всю правую часть груди и спины. Плечо было перевязано, но оставлено свободным от гипса из-за опасности нагноения. Затем другой врач долго осматривал голову спящего Юлинга. Гауптштурмфюреру сделали рентген черепа и не нашли никаких внутренних повреждений. После перевязки его разбудили при помощи нашатыря и отвезли в палату.

На следующее утро, когда еще оглушенный наркозом Юлинг, ни о чем не думая, смотрел в потолок, он услышал голос:

— С прибытием на «Густлов»!

С трудом повернув голову, он увидел на соседней койке молодого парня, своего ровесника.

— Как самочувствие? — спросил тот, приподнявшись на локте. — Держись, скоро нас повезут домой.

Видя, что новичок только хлопает глазами, парень лег и продолжил читать какую-то книгу. Юлинг тем временем впервые рассмотрел помещение, в котором оказался.

Это была ничем не примечательная длинная госпитальная палата. Вот только окон он почему-то не смог разглядеть. Да и высота потолков была очень уж небольшой. Вероятно, это полевой госпиталь.

Юлинг лежал у одной из коротких боковых стен, и между ним и противоположной стеной стояло не меньше двадцати кроватей в два ряда. Почти все они были пусты и аккуратно застелены. Только его сосед да еще несколько человек в дальнем конце.

В это время в палату стали вносить еще одного раненого. Когда его положили на одну из пустых кроватей, к Юлингу подошла медсестра.

— Как вы себя чувствуете?

— Что со мной и куда я попал? — спросил он слабым голосом.

— Вы ранены в плечо, и вам сделали операцию. Врач сказал, что вы полностью поправитесь. А сейчас надо измерить температуру.

Она поставила ему градусник и ушла.

— Что это за госпиталь? — спросил Юлинг соседа, — Штеттин?

Сосед отложил книгу и снова приподнялся на локте. Он не прочь был поговорить.

— Готтенхафен. Ты с фронта?

— Нет, не доехал. Нас атаковал самолет. — Юлинг отвернулся и закрыл глаза.

К вечеру их палата целиком заполнилась ранеными. Все были лежачими. Сосед сказал, что здесь только серебряные и золотые каски. Юлинг не сразу понял, что он имеет в виду классы военных значков за ранение, представлявших собой стальной шлем со свастикой на фоне скрещенных мечей. Золотую степень можно было получить, разве что став инвалидом, хотя встречались и такие, кто продолжал службу даже с желтым значком на кителе.

Пришла ночь. Погода была ветреной, и стоявший на якорях «Густлов» слегка покачивало. Из-за большой массы судна покачивания были плавными, чуть заметными. Юлингу казалось, что у него кружится голова. Однако сквозь стоны тех, кто не мог спать, и сквозь бред и храп уснувших счастливчиков он явственно слышал плеск воды где-то за стеной и легкий металлический скрежет. Постепенно вспоминая длинные коридоры и странные для госпиталя помещения, через которые его проносили накануне, он вдруг понял, что попал на корабль. Это госпитальное судно, ведь Готтенхафен — портовый город.

Сделав это открытие, он уже совершенно четко слышал хлюпающую в промежутке между бортом судна и причальной стенкой воду. Слабый свет тусклого ночника в сочетании с белым потолком оставляли возможность различать окружающие предметы. Юлинг повернул голову влево и посмотрел в сторону соседа. Тот сидел на кровати, спустив ноги вниз. У него не было обеих рук. «Как же он читал?» — подумал Юлинг, всматриваясь в его лицо. Но голубоватый свет был позади соседа, и он видел только черный контур.

— Ты чего встал? — спросил Юлинг чужим голосом.

Сосед не отвечал. В это время на потолке появились мерцающие блики, какие создает отраженный от воды лунный свет. Юлинг понимал, что свет проникает через иллюминаторы, которых он раньше почему-то не заметил. Лицо соседа осветилось, и он узнал Дворжака.