Школа негодяев - Ян Валетов

Последний джип загрузили на борт, когда красный диск солнца только выполз из-за горизонта, а когда край его стал ослепительно белым, матросы уже бегали вдоль борта, отдавая концы. Температура в контейнере мгновенно повысилась, и Сергеев поблагодарил провидение за то, что у них была возможность снять неопреновые костюмы и надеть обычную одежду – рубаха на нем стала мокрой за несколько секунд. Все принялись обильно потеть, заполняя загустевший воздух запахом выделений, и даже железный, привычный ко всему Исмаил покрылся испариной и задышал тяжелее. Корпус сухогруза начал вибрировать, заработали дизеля, проворачивая валы, винты взбили воду, и корабль отвалил от пирса. Сергеев приник к неплотно прикрытым воротам.

У фальшборта появился Рашид Мамедович, одетый уже не в военную форму, а вполне мирно, можно сказать, по-пляжному – жирный затылок нависал над воротником желтой гавайки несколькими складками. Лысину прикрывала соломенная шляпа – один в один такая, как у Голдфингера в старом фильме про Бонда. У Сергеева сильно зачесался указательный палец. Очень сильно. В принципе, можно было и выстрелить, будь судно подальше от берега. Но в порту, у самой причальной стенки… Служба безопасности была многочисленна, и притом не очень профессиональна. Зачем создавать себе проблемы?

Умка убрал руку со спуска своей винтовки и поймал взгляд Аль-Фахри. Столкнувшись с Михаилом глазами, араб усмехнулся и сделал вид, что совершенно не интересуется происходящим.

Полоса бурлящей воды между пирсом и бортом судна становилась все шире, «Тень Земли» потихоньку отваливала, направляя форштевень в сторону выхода из залива. Рядом с Рашидом возник Пабло Кубинец в своем неизменном полотняном костюме плантатора, а рядом с ним…

Сергеев прикрыл глаза, чтобы не видеть, но даже через сомкнутые веки видел, как она делает несколько шагов и становится возле Кубинца, приникая к его плечу. Такая же тонкая, хрупкая, какой он запомнил ее тогда, в Гаване… И платье на ней было приталенное, невероятно легкое, сотканное из каких-то причудливых цветов и полос. Под легким утренним ветерком ткань обняла ее фигурку, очертив талию, крутой изгиб бедра, стройные ноги…

Михаил сглотнул, и шершавый шар бешенства прокатился по сухому горлу, захолодил грудь и упал в желудок свинцовым комком.

«Оказывается, мне повезло, – подумал Умка с неожиданной ясностью. – Повезло, что я столько лет считал ее мертвой. Потому, что пережить смерть человека, которого ты любишь и которому доверял, гораздо проще, чем пережить его предательство. Господи, как же мне больно сейчас!».

Память услужливо выталкивала на поверхность все несоответствия, странности, нестыковки в ее словах, в ее поведении, на которые Сергеев тогда, в Гаване, не обратил внимания, и произошедшие на Кубе события вдруг приобрели совершенно другой смысл. И этот новый оборот был настолько логичен, очевиден и страшен этой своей очевидностью, что Михаил бы много дал за то, чтобы ничего не знать сейчас и ничего не узнать в будущем. Никогда не узнать. Хорошо бы было по-прежнему считать ее мертвой, но – увы… Ничего не получится. Стоп! А о сыне Рашид говорил правду? Мальчика Умка не видел – ни в джипе, ни на причале, что, впрочем, ничего не значит. И ведь нельзя сказать наверняка… Даже если на корабле есть мальчишка, то…

«Глупости, – возразило второе „Я“, – ты совершенно сбрендил, Миша! Не верь ни на минуту! Это всего лишь попытка надеть на тебя ошейник! Сына не существует, как бы тебе того не хотелось. Марсия есть, вот она, можешь полюбоваться, стоит, а Кубинец положил ей руку на талию и так по-хозяйски поглаживает! А Диего не существует! И даже если он есть – это не твой сын. Он не может быть твоим сыном, запомни это, потому что он сын предательницы… Ее привезли сюда с целью заставить тебя делать то, что им нужно. Забудь о том, что было! Женщина, которую ты любил давно умерла. Ты видел ее тело, на носилках, под окровавленной простыней, наверное, еще сохранившей на себе следы вашей любви. А рядом с Педро сейчас совершенно другая женщина, которую зовут Марсия. Но это не твоя женщина. Твоя – мертва. И так лучше для вас обоих.»

Мимо, обгоняя медлительный сухогруз, проскочила старенькая яхта, на которой резвилась группка туристов-дайверов. Они громко кричали что-то и махали руками, приветствуя плывущих на судне. Рашид, Пабло и Марсия помахали в ответ. Сергеев сверлил им спины ненавидящим взглядом до тех пор, пока Раш не обернулся резко, и не упер свои маленькие пронзительные глазки в штабель контейнеров, в среднем из которых и находилась сейчас абордажная команда.

Умка прекрасно понимал, что увидеть их в темноте, сквозь узкую щель в притворенных воротах Рахметуллоев не может, но, все равно отшатнулся. Рашид Мамедович зашарил взглядом по железным ребристым бокам, выискивая источник беспокойства, но ничего не нашел, и медленно, словно нехотя, отвернулся.

– Не смотри так… – сказал над самым ухом Исмаил, и Михаил ощутил на щеке его горячее дыхание. – Он осторожен, он чувствует КАК ты смотришь! Он не шакал, он гораздо опаснее и ничего не боится.

– Я знаю этого человека, – ответил Сергеев шепотом. – Очень давно знаю.

– Он главный?

– Да.

– Ты хочешь убить его?

Умка медленно повернул голову и уперся взглядом в черные выпуклые глаза негра. От тела Исмаила исходил острый, сильный запах зверя. Запах не был неприятным, как в случае с Сержантом Че, он был угрожающим. И смотрел Мохаммед Ахмад, как смотрит хищный зверь – с холодным любопытством, изучая. На какой-то миг Сергееву показалось, что еще чуть-чуть, и Исмаил тронет его огромной когтистой лапой, словно играя с уже пойманной дичью.

«Не поворачивайся к нему спиной, – сказало второе „Я“. – Настоятельно советую – не поворачивайся».

– Хочешь убить? – повторил Исмаил на английском.

Врать было бесполезно. Да и незачем.

– Да.

– Это хорошо, – лиловые губы растянулись в усмешке, оголив полоску крупных, пожелтевших от никотина зубов. Глаза мигнули. – Он твой. Тебе придется это сделать, как только мы начнем штурм. Кто эта женщина?

– Никто, – быстро, несколько быстрее, чем надо бы, ответил Умка, и тут же поймал на лету стремительный, как взмах ножа, взгляд Хасана. – Просто женщина…

– Женщина на борту – плохая примета. – Если Исмаил и пытался пошутить, то получилось неудачно. Редко кто шутит с такими интонациями и таким выражением лица. – А кто этот клоун?… Весь в белом?

Сергеев пожал плечами.

– Он не клоун, Исмаил. Я думаю, что из людей, которые считали его клоуном, можно выложить целую аллею на кладбище. Его зовут Пабло и в Африке, особенно в ЮАР, за его голову в свое время предлагали немаленькие деньги.

– Этот черный здоровяк – его человек?

– Да.

– Он тоже с Юга?

– Да. Его кличка – Конго. Как его зовут в действительности, я не знаю.

Сухогруз загудел, проходя буи у входа в порт, и от густого, мощного звука контейнер наполнился зудящей вибрацией. Базилевич даже вздрогнул от неожиданности.