Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944 - Хассо Г. Стахов

Среди тех, кто погиб в эти дни, был также командир 437-го гренадерского полка, полковник, которого солдаты особо почитали, называя «Папашей Киндсмюллером». Старый вояка и дуэлянт, отличившийся еще в Первую мировую войну, знал по имени не только каждого солдата, но и всех лошадей своего полка. В связи с тем что обстановка стала критической и запутанной, он решает сам идти вперед, чтобы указать дорогу подкреплению. Но местность уже больше не узнать, настолько она перепахана снарядами. Солдаты теряют ориентировку. При этом они, сами того не подозревая, попадают в зону обстрела одного из подразделений своего же полка. Те, уже не раз попав в окружение, каждый раз с трудом выходят из него, и им кажется, что опасность вновь угрожает им с тыла. Они открывают огонь. Киндсмюллер погибает на месте. Многие плачут, как будто потеряли собственного отца.

Образ бесстрашных гренадеров, со стальным лицом противостоящих превосходящему противнику, годится скорее для пропаганды ореола стойкости, но он далек от истины. Ведь совершенно очевидно, что у солдат случается истерика, наступает шок, их охватывает оцепенение, переходящее в панический ужас. Генерал Фриц Линдеманн вынужден был об этом поведать еще под Гайтолово. Тогда это были тревожные симптомы реакции на условия, превышающие возможности человеческого организма. Тогда такие случаи еще были единичными. Но мы знаем, что затем все чаще имели место паника и бегство, игнорирование приказов стоять до конца и открытое неповиновение. Неправда, что офицеры высокого ранга оставляли без внимания такие кризисные ситуации. Докладная записка генерала Томашки, командира 11-й пехотной дивизии, является примером того, каким тяжким грузом лежала на многих из них ответственность и какое внимание уделяли они заботе о личном составе. Хотя, правда, был также один из немецких генералов, командовавший на берегах Невы, который бойко рапортовал, что «будет и дальше сражаться, даже если для пропитания всей его дивизии потребуется лишь одна полевая кухня».

Имели место и такие случаи, как с одной из рот 18-го штурмового батальона (особое подразделение 18-й армии, состоявшее из добровольцев, в котором служил также и Хассо Стахов. — Ю. Л.), когда солдаты пошли в контратаку, не имея не единого патрона в карабинах, лишь примкнув штыки к ним. Но были ведь и целые батальоны, отступавшие с демонстративно открытыми пустыми подсумками и коробками для боеприпасов, где солдаты не обращали внимания на офицеров, орущих на них и проклинавших все на свете. Были также подразделения, разбегавшиеся в разные стороны при массированном артиллерийском обстреле. Эти картины заставляют с горькой усмешкой вспоминать бравые парады немецких полков на Центральной аллее Восток — Запад в Берлине. А тот, кто еще хранит в памяти грандиозные выступления советской военной элиты на Красной площади в Москве, с трудом может представить себе убегающих красноармейцев. Культ безгранично разрекламированного героя, стоявшего при любых обстоятельствах, подобно скале, был прекрасным в своей жути изобретением как Гитлера, так и Сталина. Гренадеры и красноармейцы знали намного лучше, как все обстояло на самом деле.

В журнале боевых действий 132-й пехотной дивизии мы читаем, к примеру, о группе солдат из соседней 1-й пехотной дивизии, которых ей придали после того, как были выведены из строя все командиры. Мы узнаем, как тридцать человек были собраны энергичным фельдфебелем, распределены сообразно их квалификации и отправлены на передовую. Но были выявлены также явно выраженные случаи «морального разложения личного состава». Двадцать человек воспротивились попыткам собрать их и разбежались. Все они «производили впечатление морально подавленных и опустившихся людей, у которых уже просматривались большевистские повадки». Что имеется в виду под «повадками», неясно, и, пожалуй, это можно обосновать бытующим в то время образом врага. На другой странице журнала говорится: «…столь малый боевой состав можно объяснить тем, что под воздействием продолжавшегося весь день артиллерийского обстрела солдаты небольшими группами отходили назад». Более понятным языком это можно выразить так: измотанные боями, смертельно усталые, измученные солдаты больше не в состоянии видеть, как гибнут их товарищи один за другим. У них не выдерживают нервы. Тот, кто однажды пережил жестокий артиллерийский обстрел, находясь в лесу, когда сверху сыплются осколки и нет никакой возможности укрыться от них, кто видел человеческие тела, из которых осколки, подобно птицам-стервятникам вырывают целые куски мяса, — этот человек быстро доходит до критического состояния, когда уже больше нет сил переносить такие моральные нагрузки.

В подобных ситуациях разгораются тлевшие до сего времени конфликты между командирами и подчиненными, которые полны решимости свести счеты со своими начальниками в суматохе боев. Образ унтер-офицера Химмельштосса существовал ведь во все времена (Э. М. Ремарк в романе «На западном фронте без перемен» изображает таким способом служаку, тиранившего своих подчиненных. — Ю. Л.). И когда новый офицер принимал командование, то старослужащие интересовались: «есть ли у него офицерский спортивный значок?», имея в виду «Железный крест 1-й степени». Или спрашивали, «не болит ли у него шея?», — подразумевая его стремление повесить на ленточке на грудь «Рыцарский крест». Командиры, мечтающие о славе, всегда несут с собой повышенный риск, а это уже означает возросшую опасность для здоровья и жизни подчиненных. Поэтому можно понять тех, кто клялся отомстить за своего друга, ставшего жертвой и погибшего из-за тщеславия начальника.

Одна из вдов описывает, как ее муж спустя десятилетия после окончания войны отказывался от участия в ветеранских встречах одной из дивизий «Северного фронта», так как предполагал встретить там своего бывшего хауптфельдфебеля. Он опасался, что потеряет самообладание и осуществит то, что раньше ему не удалось. Тогда он хотел его убить. Другая немка вспоминает: «Мой муж как-то в запальчивости резко ответил своему капитану. У офицера было туго с юмором, и он позаботился о том, чтобы моего мужа осудили и упекли в штрафную роту. Там он вынужден был валить лес в самых тяжелых условиях. Я была в отчаянии. Но затем получила от него письмо, написанное на бересте. Он сообщал, что наконец вновь может дышать спокойно под сенью зеленого леса, щебетанье птиц, а главное, больше не будет видеть ненавистное ему лицо! Мой муж впоследствии получил несколько боевых наград, став командиром, которого уважали и любили солдаты. Может быть, это произошло именно благодаря тому, что он почувствовал на себе, что означают подобные негодяи».

Но не эти мерзавцы определяют лицо группы армий «Север» и вооруженных сил в целом. Они существуют в любой системе общественных отношений, где соблюдается иерархия и зависимость одних людей от других. Среди любых слоев населения находятся те, кто безответственно используют свою власть независимо от того, где это происходит: в казарме, органах администрации, на заводе или в доме престарелых. У русских такие конфликты проявлялись в гораздо более острой форме из-за того, что в обществе перемешались представители различных народностей и языков, разного уровня образования и культуры, которые зачастую могли понимать лишь родную речь. Часть из них вообще была безграмотной. В таких условиях командовать или почти невозможно, либо приходится это делать самыми грубыми методами.