Марта Квест - Дорис Лессинг

Она написала коротенькую записку мистеру Джасперу Коэну в том юмористическом тоне, который она знала это — был неуместен, ибо в записке она просила об особом одолжении: ведь чтобы еще посидеть дома, нужно было представить справку от доктора.

Затем Марта возобновила погоню за опытом, которым она решила заменить открытия, выпадающие на долю молодой женщины, предоставленной самой себе в большом городе. Она вернулась к книгам. Читала она медленно, переходя от книги к книге, и придерживалась при этом довольно своеобразной системы: она отыскивала труды авторов, упомянутых в только что прочитанной книге или напечатанных в списке весенних публикаций. Марта была подобна птице, перелетающей с ветки на ветку огромного дерева, — только у дерева этого, казалось, не было ствола, и оно вырастало прямо из тумана. Она читала так, словно процесс чтения был впервые ею открыт, точно до нее никто не читал и не существовало людей, способных руководить чтением. Она читала так, как птица собирает веточки для будущего гнезда. Она выбирала себе книги по фамилии автора, словно фамилия являлась гарантией качества, а сама книга — чем-то совершенно независимым, каким-то самостоятельным миром. Но, прочитав несколько страниц, Марта спрашивала себя: «Какое все это имеет ко мне отношение?» Большинство книг она отвергала, а с некоторыми соглашалась, но инстинктивно, просто потому, что в этих книгах было нечто созвучное ее внутреннему «я»; мерилом служил ее внутренний опыт (она считала, что в основе его лежит одно ощущение, а на самом деле он складывался из нескольких, разной интенсивности), приобретенный за годы ее одинокого детства, проведенного в вельде, — это было знание о чем-то, вызывавшем мучительный экстаз, жившем в самой глубине души, но порой все затоплявшем; это было ощущение движения, слияния воедино отдельных вещей, постепенно образующих необъятное целое; и это знание служило для Марты мерилом, заменяло ей совесть. Поэтому она откладывала книгу того или иного автора, вполне уверенная в своей правоте: такая убежденность бывает у невежд. Она просто говорила: «Это неправда». Так были ею отброшены многие авторы, многие философы, питавшие и поддерживавшие (так казалось Марте) не одно поколение до нее, — и отброшены с той же легкостью, с какой она отказалась от религии: ей это не подходит, это не для нее.

Она упорно продолжала расширять свои познания — отсюда возьмет отрывок, оттуда фразу, — и в ее мозгу из разрозненных кусочков поэзии, прозы, фактов и фантастики возникало причудливое и диковинное здание. И если она мимоходом упоминала, что прочла Шопенгауэра или Ницше, это означало, что теперь она убеждена в творческой силе рока. На самом деле она не читала ни того, ни другого и вообще ни одного автора, если читать — значит усваивать те мысли, которыми автор хочет поделиться с читателем.

За эти несколько дней — такие периоды наступали не раз в жизни Марты — она, точно голодная, поглотила необычайное множество книг, самых разнообразных и противоречащих одна другой. В воскресенье вечером она очнулась от этого запоя, полная энергии, готовая идти завтра на работу. Скоро февраль, почти месяц прошел с Нового года. Надо снова начать занятия в Политехническом — ведь должна же она выполнить свои решения: поставить перед собой ясную цель и к концу года твердо овладеть специальностью.

Два автора оказали на нее наибольшее влияние в этот период усиленного чтения — Уитмен и Торо, потом она перечитывала их в течение многих лет, как иные читают Библию. Она полюбила этих писателей, воспевающих забвение, смерть и сердечную боль, и ей ни разу не пришло в голову спросить себя — она задала себе этот вопрос лишь много позднее, — почему ей, так недавно расставшейся с родной фермой и уехавшей не так уж далеко (поскольку маленький городок еще только строился, и стоило поднять глаза и посмотреть в конец улицы, чтобы увидеть траву, которая буйно росла вдоль тротуаров), почему ей так нравятся эти поэты, чувствовавшие себя, как и она, изгнанниками?

Когда Марта после болезни вернулась в контору, то оказалось, что мистер Джаспер Коэн неожиданно ушел в отпуск. Его сын был убит в Испании, под Мадридом, уже с год назад. Один из его друзей, благополучно добравшись до Англии, написал об этом отцу.

В конторе все были огорчены — не столько смертью героя, сколько сменой правления: мистер Макс Коэн, ныне возглавлявший дело, уже уволил трех девушек, в том числе и Мейзи. Мистер Макс Коэн и молодой мистер Робинсон теперь дали почувствовать, насколько им чужды методы мистера Джаспера. Начальство вызвало и Марту; осведомившись вскользь о ее здоровье (а выглядела она, надо сказать, прекрасно), оно заявило, что «нас»-де очень радуют ее усердные занятия в Политехническом, так как контора не может больше держать неквалифицированных служащих.

Мейзи, которую ничуть не испугало увольнение, уже нашла себе другую работу в страховом агентстве. Она рассказала Марте, что четыре дня не являлась на работу: рождественские праздники прямо угробили ее, и она трое суток спала без просыпу. А вернувшись, усиленно занималась маникюром, с мечтательным видом перебирала картотеку и кокетливо улыбалась мистеру Робинсону и мистеру Максу, которых особенно раздражало то, что она нисколько не горюет по поводу своего увольнения. Две другие девушки ушли сразу — им не позволяло остаться оскорбленное самолюбие — и уже работали в другом месте.

— Вот подожди, вернется наш мистер Коэн — все пойдет по-другому, — спокойно заявила Мейзи. — Он им покажет! Прямо рабовладельцы какие-то!

Но мистера Джаспера едва ли можно было ожидать раньше чем через несколько месяцев. И не только потому, что его так потрясла смерть сына, — его жена (по крайней мере, ходили такие слухи) решила развестись с ним: она уверяла, что в смерти Абрахама виноват ее муж, и в конторе все как будто были согласны с ней.

Миссис Басс с мрачным удовлетворением изрекла, что если уж человек связался с красными, то ничего другого ждать нельзя, кроме беды. И как мистер Коэн допустил, что Абрахам связался с этой бандой! Это был первый политический спор со времени поступления Марты, и она тотчас ринулась в бой: мятежниками являются вовсе не республиканцы, а Франко, убежденно заявила она. (Она считала себя достаточно вооруженной фактами, вычитанными в «Нью стейтсмен».) А еще лучшим оружием была ее уверенность в своей правоте. Но разве сознание своей правоты не бессильно перед лицом тупого и самодовольного невежества? Марта оказалась полным новичком в такого рода спорах, и поэтому спокойное замечание миссис Басс: «Ну, каждый ведь имеет право на собственное мнение», — поставило ее в тупик. Марта возразила, что дело не во мнениях, а в фактах.

Тут миссис Басс резко заявила, что всем известно, каковы эти коммунисты.

На это Марта ответила, что правительство в Испании не коммунистическое, а либеральное.

Миссис Басс с минуту тупо смотрела на нее, потом заметила, что она как раз это самое и говорит: чего ради Абрахаму было туда соваться, раз там либеральное правительство — зачем же воевать с ним? Марта сначала опешила, но потом сообразила, что надо сказать: миссис Басс ошибается, Франко никогда не был избран, а… Миссис Басс слушала, недоверчиво хмурясь и не снимая рук с клавиш машинки; ее живое лицо с мелкими чертами хранило упрямое выражение. Пожав плечами, она повторила, что имеет право придерживаться каких угодно взглядов, но что вообще политика утомляет ее, и решительно застучала на машинке, чтобы прекратить спор. Марта была в бешенстве: ее возмущало не только то, что миссис Басс рассуждает непоследовательно, но и то, что она нисколько не задумывается над своей непоследовательностью. После работы, все еще продолжая злиться, Марта отправилась в Политехнический, ей было очень жаль мистера Коэна: такой добрый джентльмен, и вот — единственный сын погиб, а жена собирается разводиться. Марта решила занять денег и уехать в Кейптаун. Если бы она могла поговорить с Джоссом, он сразу сказал бы, что ей делать! Но тут она вошла в аудиторию, села за свой стол и попыталась сосредоточиться, чтобы правильно записать длинный отрывок, который диктовал мистер Скай, — в нем шла речь об убыточных ценах на хлопок. Но долго Марта не могла выдержать. Выйдя из Политехнического, она обнаружила Донавана, поджидавшего ее в своей маленькой машине. Он любезно заявил, что приглашает ее в Спортивный клуб на танцы. Марта ответила, что у нее нет настроения танцевать, втайне надеясь, что он сочтет ее гордячкой и отстанет. Но это как будто даже обрадовало его: в таком случае они посмотрят, как танцуют другие, ему это нравится куда больше, чем сами танцы, — уж очень они утомляют.