Иностранец ее Величества - Андрей Остальский

Вообще в быту у кайзера была масса англоманских привычек, за что кое-кто из ближнего окружения прозвал его Вильгельмом-англичанином. Это неудивительно, учитывая, что его мать была англичанкой, дочерью королевы Виктории. Ее и назвали в честь матери тоже Викторией, а все близкие звали по-английски: Вики.

И именно мать задавала тон в семье.

Это был классический, почти по Фрейду, случай, когда властная женщина пытается воплотить в сыне придуманный ею образ, навязывает ему свои вкусы и пристрастия, а он никак не может ей угодить. Вики писала, что у Вильгельма нет «скромности, доброты, доброжелательности, уважения к другим людям, способности забывать о себе, смирения». Отчаявшись добиться своего, Вики приходит к печальному выводу: «Я скорблю о Германии… наш сын… изберет ложный путь и позволит дурным людям склонить себя на дурные дела».

Вильгельм всю жизнь боролся с матерью, даже после ее смерти. Все ей что-то доказывал, и образ почти родной ему Англии слился с любимым и ненавистным материнским образом. В этом затянувшемся подростковом бунте и коренится одна из причин Первой мировой войны.

Такая постановка вопроса, естественно, приведет в негодование марксистов и всех, кого приучили считать, что война была вызвана неразрешимыми противоречиями между империалистическими государствами, и никакие субъективные факторы тут ничего изменить не могли. Это некая аксиома, якобы не требующая никаких доказательств.

И действительно, существовала масса факторов объективных — накопившихся противоречий, всевозможных конфликтных зон и несовпадения интересов, которые подталкивали государства к схватке. Но почти все эти конфликты могли быть разрешены каким-то иным, менее кошмарным образом. Ведь мировая война оказалась столь разрушительной, что и победа в ней стала делом почти бессмысленным. Последствия были ужасны для всех — Австро-Венгерская империя, например, и вовсе исчезла с лица земли. Другие участники драмы оказались в катастрофическом положении, многие балансировали на грани гибели, и каждый был отброшен в своем развитии назад на десятилетия. Одни революции и гражданские войны (в Германии, Венгрии, России) чего стоили…

Не менее острые противоречия возникали в мировой политике и до и после, но обычно находились другие решения, иногда — мирные, иногда — с применением военной силы. Но дело не заходило так далеко, чтобы ставить существование государств и самой европейской цивилизации на грань уничтожения. Например, Балканские войны начала века, Русско-японская война 1904–1905 годов, Американо-испанские войны — этот список можно было продолжить. Померившись силами, стороны вовремя останавливались, заключали перемирия, а потом и постоянные мирные соглашения. Так, даже бездарные и самонадеянные российские правители догадались, что лучше отдать Японии половину Сахалина, чем ставить на кон судьбу династии и империи. И те же франко-германские территориальные споры, которые многим историкам, с французской подачи, нравится считать центральным европейским конфликтом, могли быть разрешены по-другому, без взаимного сокрушения.

Всеобщей тотальной бойни можно было бы избежать, если бы не главная, самая жестокая вражда — между Германией и Англией, которую подогревал до невероятных температур лично император. Эта конфронтация раскочегарила и все остальные конфликты до гибельного уровня. И лишила всех других действующих лиц возможности искать компромиссы. Компромиссов с матерью у кайзера быть не могло!

Если учесть, что Вторая мировая война стала как бы вторым таймом Первой, своего рода матчем-реваншем, то окажется, что сложные семейные отношения германского императора во многом определили историю XX века…

Конечно, и реакция Англии иногда была преувеличена, ведь паранойя заразна. Но вообще-то, станешь параноиком, когда такой вот насквозь милитаризированный дядька, с этакими невероятными усищами, постоянно позирует с жуткими саблями в руках и свирепо глядит в объектив. При этом он с утра до ночи бредит именем твоей страны. И дело не ограничивается воинственными лозунгами: идет тотальная милитаризация германской экономики, ставится задача создать самый мощный в мире военно-морской флот, открыто говорится, что он должен обязательно превзойти свой британский аналог. У такого флота могло быть только одно предназначение…

Вражда эта в сердце Вильгельма накалялась постепенно, по мере того, как выгорала любовь и оставалась одна ненависть. Еще в 1895 году кайзер, считавший себя кем-то вроде живописца, нарисовал картину, передающую совсем другое мироощущение. (Интересно, что он, как и Гитлер, полагал себя нереализованным художником, а со Сталиным его объединяло общее врожденное уродство — плохо действующая, короткая левая рука).

На той картине, подаренной близкому родственнику и другу (российскому самодержцу Николаю И) Вильгельм изобразил народы Европы на краю пропасти, прячущимися за спиной могучей и отважной Германии, которая указывает на Восток, откуда исходит «желтая опасность». Мужественный германец держит за руку робкую, напуганную девушку — Британию. Не бойся, мол, красавица, я тебя защищу! Николай ответил благодарственной телеграммой. Он назвал картину «charming» — очаровательной, милой. Вообще кузены общались по-английски: для них обоих это был фактически второй родной язык.

Но пару десятилетий спустя кайзер видел главную опасность для себя исходящей уже с Запада, а не Востока. А робкая девица Британия превратилась в его сознании в коварную и опасную интриганку. Заодно врагом стал и любезный друг Ники…

Гонка морских вооружений, развязанная кайзером, приближала войну.

Даже само немецкое общественное мнение не могло взять в толк, зачем вдруг понадобилось Германии создавать гигантский флот, да еще такой ценой — фактически это стало главным общенациональным проектом, в жертву которому приносилось все остальное.

Строительство флота разоряло страну, колонии тоже оказались убыточным предприятием и ложились тяжким бременем на национальную экономику. Но кайзер упорствовал, доказывая что-то самому себе и продолжая яростный заочный спор со своей теперь уже покойной матерью. Ведь она превозносила Англию как образец морской державы. Ну вот, он покажет, что и Германия может быть владычицей морей. А вот какое объяснение кайзер предложил правителям европейских стран.

«Все долгие годы моего правления мои коллеги, монархи Европы, не обращали внимания на то, что я хотел сказать. Но совсем скоро, когда у меня появится мощный военно-морской флот, им придется начать меня уважать», — объявил он. Слова глубоко закомплексованного человека…

При жизни бабушки (королевы Виктории, которой он побаивался) Вильгельм не очень-то позволял себе показывать зубы. Но не стало бабушки, умерла и мать, так и не приняв своего сына таким, каков он был.

Знаковым событием стал ранний разрыв императора с Бисмарком. Формально причиной увольнения «железного канцлера» были внутриполитические разногласия, но на самом деле кайзера не устраивали взгляды Бисмарка на международную ситуацию. Британию тот считал опасным конкурентом, но стремился по возможности не допускать военного противостояния с ней и уж точно не страдал ни англофобскими, ни англофильскими комплексами. Войны же с Россией Бисмарк призывал избегать изо всех сил. Не одобрял он и антисемитизма, считая его «вульгарным». Вне всякого сомнения, рационально мыслящий канцлер никогда не согласился бы разорять страну ради сомнительной гонки морских вооружений. Когда канцлера спросили, что он думает о борьбе за африканские колонии, Бисмарк сказал: «Моя карта Африки — в Европе. Вот Россия, а вот Франция. А мы посередине. Вот так выглядит моя карта Африки».