История Киева. Киев советский. Том 2 (1945—1991) - Виктор Киркевич

был уволен…. В гражданской жизни Алексей Владимирович проявил себя незаурядным мастером военного очерка, работал и в документальном кино.

Его племянник Володя очень любил «дядю Лешу», дружил с его детьми, охотно слушал образные дядины рассказы о пережитом на фронте. Исследователи творчества Владимира Высоцкого признают: в его знаменитых военных песнях непосредственно отразились сюжетные коллизии, подсказанные в свое время отцом и дядей – Семеном и Алексеем Высоцкими.

Памятник Глебу Жеглову и Владимиру Шарапову. 2009 год

В киевском Музее Одной улицы находится посмертная маска Владимира Высоцкого. Она отражает ту нечеловеческую боль, ту бездну страданий, которую пришлось ему пережить. Когда ее снимали, то еле отодрали от кожи, так начало опухать лицо. Но, согласно с Великим Бардом, который «не любил фатального исхода», хочется эти записки закончить оптимистически. Ведь то, о чем он пел, будоража слушателей, уже ушло или постепенно оставляет свои гнусные позиции. И в этом большая заслуга Владимира Высоцкого – гражданина Мира, кумира многих поколений!

Созидатели киевской духовности

Мое повествование будет не полным, если я не расскажу о свидетелях перестройки… и не мифической «перестройки» Горбачева, а о тех, кто будил, формировал и развивал человеческое сознание, объединял интеллигенцию, наполнял ее созидательным духом.

Брей, Финберг, Шудря, Петровский, Скуратовский… Эти люди полностью изменили меня, мое мировоззрение. Сформировали мою творческую личность. А выбрал их еще и потому, что, кроме меня, о них никто не напишет…

В каждую эпоху были личности, предпочитающие особенную форму «общественного одиночества», кто – для некоего вызова обществу, кто – для служения Истине, кто – для служения Слову. Чаще всего такой образец праведника-схимника, жившего в удаленной келье, встречался в эпоху Средневековья и, да простят мне поборники традиционной духовности, – в эпоху советского застоя. Именно в эти два периода истории интеллектуалы-одиночки сознательно отстаивали свое право на взгляд со стороны, на аккумуляцию новых духовных ценностей – вне широкого поля публичных дискуссий.

Полтысячелетия тому назад существовали религиозные запреты, а в ХХ столетии – политические притеснения! ХХ – как два косых креста, на которых распинали проповедников истины! Нечто подобное происходит и сейчас, во времена всеобщей политизации украинского общества, когда интеллигент вновь вынужден искать особую нишу, чтобы в редких «пикниках на обочине» открывать что-то новое. Уязвимость этой позиции – обоюдоострая, поскольку такие интеллектуалы-схимники заслуживают упреки со всех сторон: и от тех, кто живет активной общественной жизнью, и от тех, кто выбирает несловесную практику ежедневного выживания.

К Мирону Петровскому, одному из образованнейших интеллектуалов Киева – его, увы, единичные книги хранятся, как сокровища, во многих семьях, – более всего подходит гегелевское определение «вещь в себе». Даже на немногих, но традиционных встречах-вечерах в моем Клубе Киевоведов в Музее Истории Киева и библиофилов «У Бегемота» в Доме Булгакова, его блестящие выступления обращены в первую очередь на всестороннее освещение предмета разговора. А уж потом – на собственные необычные вариации-гипотезы, доказательство которых полно скрытой страсти и емких афоризмов. Также и статьи, изредка появляющиеся в газетах, притягательны именно сочетанием традиционности и загадочности. Будто читатель заглядывает в какой-то не совсем привычный «отсек», в параллельную культуру, легкую для понимания и такую высокую для «попадания» одновременно. Еще одно качество присуще ему: Мирон Петровский всегда отвечает на вопросы пространно и объемно, так, что у вопрошающего на мгновение кружится голова – «неужели я спросил настолько умно?» Это свойство интеллигента, относящегося к любым, даже «детским», вопросам как к мировой загадке, а не формальности светского общения. Даже в своих киевских книгах Мирон Петровский, раскрывая городскую культуру, говорит на самом деле – о нравственности, «неудобно» излагает, не сглаживая, а заостряя конфликты, к которым многие присмотрелись, притерпелись, перестав на них реагировать. Я о Петровском, своем давнем друге, подробно написал в своей книге «Киев капиталистический», изданной «Фолио» в 2019 году. Поэтому поведаю о других.

Брей, но дело разумей!

Хочу рассказать о своем большом друге и соратнике в сражении на фронте повышения культуры населения, которое только-только становится народом… Почему фронт, сражение, борьба? Это отголоски «советской пропаганды», когда за все нужно было бороться: за добывание сантехники, за урожай, за освоение целины, за получение «теплого места» на предприятии… Всех «фронтов» прошлого и не вспомнить, когда в памяти остался лишь «любовный фронт»! Особенно хочу отметить одного из собирателей, неутомимого борца не «за свободу Африки», а радетеля художественного воспитания населения. Это А. В. Брей! На бреющем полете Александр Викторович подбирал в свое собрание полотна украинских художников, которые давно уже вышли на «европейский уровень».

Александр Брей

Брей давно признан самым большим знатоком живописи XIX–XX веков и известен как создатель первого в Украине аукционного дома «Антик-Центр». За 20 лет он провел немало торгов и экспонировал Пимоненко и Глущенко, Рериха и Левитана. Среди его клиентов – украинские парламентарии и члены правительства, крупные бизнесмены… и один сантехник. Александр Викторович обоснованно утверждает, что все выдающиеся работы украинских мастеров в частных коллекциях – из его салона, и все, кто работает на рынке антиквариата, – его ученики и последователи. Себя Александр без обиняков называет лучшим в профессии. А я подтверждаю это, так как уже два десятилетия наблюдаю за его деятельностью. Мне это хорошо видно со своей раскладки книг. Она как раз напротив Салона! Еще десятилетие тому, перебирая мои книги, Саша приговаривал: «Заставлю себя, сяду, напишу свою книгу!» И написал! Благодаря помощи супруги Ирины и дочки Наташи. В 2017 году неожиданно для окружающих увидел свет его фундаментальный труд «Нескучное собирательство». Эта работа безоговорочно вошла в историю отечественного искусствоведения. И Саша воспарял духом! На презентации он излучал фейерверк восторгов и фонтан эмоций!

Мыслящая интеллигенция в СССР – это как Саргассово море в океане серости, глупости и «искусства по зову партии», и в этом интеллектуальном море свои течения, водоросли и обитатели. Туда, в «бермудский треугольник», не попадали громы и молнии с кремлевско-останкинской номенклатурной и продажной башни… И в своей книге Александр Викторович подробно, открыто, не стесняясь, показал жизнь интеллектуала в Стране Советов.

Подобного рассказа о целом пласте культурной жизни в СССР никто и никогда написать не сможет! Брей с юности вращался среди собирателей и реализаторов произведений искусств. И он открыто, как сейчас допускается, рассказал о своей деятельности, которая по тупым «советским», противоречащим логике законам каралась тюрьмой и исправительными работами. Хотя как можно «исправить» интеллигента? Тогда даже филателисты сидели в тюрьме за никому не нужные теперь – почтовые марки! Саша в студенчестве торговал на «толкучке», в Новобеличах, западными пластинками и джинсами, пока ее не прикрыли на Новый, 1973-й, год. Я тоже там бывал.

Помню как-то разговор: «Меня интересует клиф». – У меня, любителя солистов, была фирменная пластинка