Мелочи геройской жизни - Алина Илларионова

Охотники обменивались встревоженными — да чего там! — испуганными взглядами, не зная, во что целиться и вообще есть ли в этом смысл. Зосий нахмурился.

— Что за… — и осёкся.

На вывороченный будыль взметнулась серая масса и замерла, позволив факелам высветить остроконечные уши и бликующие зеленью глаза. Волчица остроухого. Прямо перед людьми выскочила. Где-то сбоку померещилось шевеление…

…Нет, не померещилось. Одна, две, три… шесть пар внимательных огоньков. Истерично взвизгнул болт, только усугубив обстановку.

Пара волков оседлала бревно, ещё трое взобрались на заснеженную гряду. Серебристо-текучие и опасные как ртуть. Спереди, справа, слева… Их не было только сзади, будто звери нарочно оставили людям единственный выход.

Волки наступали без единого звука, не боясь ни факелов, ни запаха человека, и это молчаливое шествие пугало больше, чем атака с шумом и грызнёй. Их точно вёл кто-то и защищал, внушив, что ни один не погибнет.

На своей территории.

За свою свободу.

В своём праве.

«Прочь из нашего леса!»

Первым нервы сдали у замыкавшего цепочку. Бежал он шустро, беззащитная спина бросала хищникам вызов, но его не приняли. Отпустили.

Псы жалобно ныли, елозя под дохой так, словно хотели влезть в неё целиком.

Тиэлле спрыгнула с будыля, встав плечом к плечу с прибылым, которого давеча поймал Зосий.

— Парршивая тварь… — охотник прицелился, но медлил.

Шоха, напротив, разрядил арбалет под ноги и решительно развернулся, вытолкнув псов из-под полы:

— Знаешь, Зосий… а забирай-ка ты шкуры себе — все. А мне дорога собственная!

— Трус!

— А ты — труп!

Это принадлежало уже не Шохе, а тому, кто последним торопился покинуть лес.

Зосий остался со стаей один на один.

Напряжённый палец дрожал.

Промахнуться нельзя, разве что нарочно. Вон она, стражницкая гадина, сидит буквально в десятке шагов. И смотрит нахально так, мол, попробуй. А потом остальные разорвут безоружного человека.

«Прочь! Из моего! Леса!»

— Ну погодите, я ещё до вас доберусь… — опустив самострел, с ненавистью прошипел Зосий. — И до тебя тоже!!!

Последнее адресовалось Арвиэлю.

* * *

Раздробленное стволами эхо смолкло не скоро.

— Против лома нет приёма — доказано! — кот торжественно отсалютовал гвоздодёром.

Освободившись от капкана, Арвиэль рискнул сменить ипостась. И едва не потерял сознание от боли. Дар Богини действительно дал сбой, и рука закровила сильнее. Ну хоть не отвалилась. Не без труда сняв куртку, бледный стражник отодрал рукав рубахи и перетянул рану, а заодно осмотрел собачьи укусы — не сказать, что пустячные, но не такие уж страшные. Главное, крылья целы, и можно лететь домой.

Аватар и сам справился бы с волкодавами. Но тогда его нагнал бы Зосий, и неизвестно, что было бы хуже — молча погибнуть от болта в лоб или признаться, кто ты.

Волки вернулись довольные и весёлые. Вожак учтиво склонил голову, пропуская Тиэлле вперёд. Стражник присел на корточки, и воспитанница подбежала к нему.

«Я ослушалась Владыку, но извиняться не буду!» — с ходу заявила волчица. Арвиэль усмехнулся, потрепав её по ушам.

«Это я должен перед тобой извиниться. Обиделась на меня, да?»

«Нет, не обиделась, — волчица вильнула хвостом размашистей, чем следовало. Она слукавила, а ведь звери этого не умеют. Так считают двуногие. — Ты злился на меня не взаправду. Притворялся, потому что хотел защитить. Я же знаю своего Владыку».

«Не надо меня так называть», — Арвиэль скривился.

«Почему? — искренне удивилась Тиэлле. — Мне нравится. Да и моя стая так тебя называет, а я не хочу идти против своих».

«Ну, тогда ладно. Простишь меня?»

«Ну-у… — волчица выдержала драматическую паузу, достойную столичных актрис, и уткнулась-таки мордой в плечо Арвиэля, а тот её обнял. — Прощаю. Я знаю, что ты меня любишь, а я — тебя. И это — главное».

«Я тебя люблю и всегда буду любить, малявка… Да какая ж ты теперь малявка», — Арвиэль запоздало понял, что почти повторяет Берена. Только воспитанник градоправителя оказался менее благодарным, ушёл, когда захотелось, и не подумал, что о нём будут скучать. Самому-то скучно не было!

Домовой обнимался с Тиэлле ещё дольше, сыпля важными, с его точки зрения, напутствиями и предупреждениями. Прощание грозило затянуться, и Арвиэлю пришлось намекнуть, мол, кое-кому не мешает обработать боевые раны, и поскорее, а то рука отвалится, и нечем будет готовить еду для доброго верного мудрого Симеона. Кот спохватился, расцеловался с волчицей и отпустил с миром.

«Береги её», — попросил Арвиэль, заглянув в необычно серьёзные глаза Тумана.

«Обещаю».

Отец стаи на прощание поклонился, и Владыка без раздумий сделал то же самое, немало смутив волков. Звери уходили цепочкой, след в след за вожаком. Пройдёт время, и его место займёт другой Отец, рядом с которым будет легко бежать Мать стаи — волчица цвета гномьей стали…

Внезапно Тиэлле вырвалась из цепочки и опрометью бросилась назад, только чтобы ещё раз коснуться рук, вырастивших её и воспитавших.

«Я вернусь весной».

«Я буду ждать».

Впереди много дел. Забежать к Эртану с Ксанкой и предупредить, чтоб всем говорили, будто Арвиэль с Симкой у них вечеряли. Придумать, как в то самое время Тиэлле свели волки. Натаскать полную бочку воды на случай, если взбешённый Зосий задумает пустить в избу красного петуха…

Неожиданно домовой, натиравший глаза лапами, в голос зарыдал, и вовсе не на показуху, как обычно. Хозяин взял его на руки.

— Да ладно тебе. — Сердце выбивало рваный ритм, словно дикий зверь, запертый в клетку сдержанности, которой так гордится каждый называющий себя разумным.

Арвиэль и Симка стояли, глядя, как уходят волки.

Красивые.

Гордые.

Свободные.

Тиха неверрийская ночь…

Эта ночь и впрямь выдалась спокойной. Волки в скорбном молчании смотрели на новорожденный месяц, гадая, что ж за собака такая обгрызла их луну; собаки, получив передышку на обдумывание очередной словесной битвы с дикими собратьями, злорадно скалились из-под хозяйских крылечек; сами хозяева лохматых сторожей мирно почивали. Тишина. Лишь ветер изредка посвистывал в трубы, как в пастушью дудку, гоня за горизонт стадо кучерявых облаков.

«Дупло» в городской стене возникло сразу же, как только ребятня убедилась, что с напрыга деревянные зубы не одолеть. Сейчас в замаскированную кустами лазейку скользнула длинная тень, а следом и её обладательница. Поморщившись, сия дама выдрала колючку из упругой ягодицы, пальцами расчесала длинные, отливающие зеленью волосы, оправила помятую кувшинку за ухом и, сочтя свой внешний вид достойным восхищения (а под настроение и лобызания), босыми ногами зашлёпала в гости.