Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914-1917). 1917 год. Распад - Олег Айрапетов

Для укрепления своего контроля Керенский ввел институт комиссаров уже и при Ставке Верховного главнокомандующего58. Зоркий глаз был установлен над лично преданным Брусиловым. Между тем генерал старательно демонстрировал свою способность жить и работать по-новому. Главковерх, как и военный министр, верил в живительную силу слов и все активнее занимался демагогией. Левые сразу же поняли это и ответили дружной травлей генерала. Большевики требовали продолжения чистки верхов армии: «Хотя ген. Алексеев и является одним из столпов контрреволюции, но ведь он не один. А между тем ни о каких других “реформах” в командном составе армии мы что-то не слышим. И на место ген. Алексеева был назначен ген. Брусилов, его соратник и сподвижник»59.

Характерно, что одним из первых распоряжений Брусилова на новой должности был приказ о формировании добровольческих «особых ударных революционных батальонов». Эти части должны были «вселить Армии веру, что весь русский народ идет за нею во имя скорого мира и братства народов с тем, чтобы при наступлении революционные батальоны, поставленные на важнейших боевых участках, своим порывом могли бы увлечь за собой колеблющихся»60. Юго-Западный фронт в этот период еще не подвергся окончательному разложению. Солдаты в его окопах неплохо снабжались и еще готовы были сражаться61. Расчеты Брусилова не оправдались: тыл не дал революционную массу, стремящуюся защитить новое революционное отечество. Зато она активно вооружалась, формируя рабочие отряды, получавшие оружие из разгромленных полицейских участков, «из различных складов, вагонов, идущих на фронт, оружейных заводов и т. д.»62, то есть за счет армии. В ударные части потянулись сторонники дисциплины из разложившихся подразделений, что сделало их достаточно стойкими, но совсем не революционными.

Остальные становились все более революционными и свободными и все менее походили на армию. Русские солдаты толпами выходили к проволочным заграждениям противника, чтобы обменивать хлеб, сахар и мыло на кошельки, ножи, часы, бритвы и т. п. Размах продуктообмена принял такой масштаб, что 29 мая (11 июня) Керенский вынужден был отдать приказ, запрещающий его и призывающий комитеты на фронте разъяснять свободным солдатам свободной страны недопустимость снабжения противника продовольствием63.

Ради защиты революции Керенский даже был готов пойти далее – решиться на угрозу применить определенные наказания. 26 мая (8 июня) Временное правительство приняло постановление о борьбе с дезертирами. Лица, покинувшие части и не возвратившиеся до 15 (28) мая, независимо от наказания, которому они подлежали по закону, лишались права участвовать в выборах в Учредительное собрание и органы местного самоуправления, их семьи лишались прав на получение пайка. Учредительному собранию предлагалось лишить их и права на получение земли при земельной реформе. Те, кто вернется в части после 15 (28) мая, получали право освобождения от ответственности при условии «доблестного исполнения своего долга»64.

30 мая (12) июня правительство приняло очередное постановление об усилении воинской дисциплины: «С фронта поступили донесения о нескольких случаях совершения как отдельными лицами, группами их, так и целыми частями войск тягчайших воинских преступлений: неповиновения, доходящего до сопротивления и явного восстания, самовольного оставления позиций или мест расположения, отказа от исполнения боевых приказов и от иного участия в бою, а также подстрекательства к этим преступлениям». Виновным в этих преступлениях теперь угрожала каторга с лишением гражданских и имущественных прав, их семьи лишались права на помощь со стороны государства, включая получение продовольственного пайка, части, в которых проходили подобного рода выступления, должны были быть расформированы65. 31 мая (13 июня) Керенский издал приказ по армии и флоту, повторявший слово в слово постановление от 26 мая

(8 июня)66.

Очевидно, от таких мер ожидали значительного эффекта, но угрозы и уговоры мало помогали. Временное правительство вынуждено было признать: на фронте шли массовые преступления, совершаемые как индивидуальными лицами, так и целыми частями. Львов и Керенский в ответ грозили их участникам наказаниями67. Очевидно, военный министр революции действительно верил в любовь солдат к себе, как и в действенность предлагаемых им мер. Опираясь на любовь масс, которая казалась ему серьезной опорой, Керенский не боялся угрозы слева: его тревожила только опасность реакции. Во всяком случае, такой вывод для себя он сделал из истории.

4 (17) июня 1917 г. начал работу Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Утреннее заседание открыл И. Г Церетели, заявивший о необходимости острожной политики в виду отсутствия силы, способной удержать власть. Затем последовало историческое заявление Ленина о том, что такая сила существует, и это большевик. После этого выступил Керенский. Обратившись к опыту прошлого, он напомнил о том, что революция и в 1792 г., и в 1905 г. закончилась победой реакции, что необходимо помнить и в 1917 г.: «И теперь задача наша заключается в том, чтобы упрочить завоевание революции, чтобы не допустить торжества реакции, чтобы нас не стали снова посылать на каторгу и, наконец, чтобы товарищ Ленин мог бы и дальше здесь жить, а не возвращаться обратно в Швейцарию»1. Эта речь вызывала бурные аплодисменты, как и последовавшие вслед за ними уверения министра в том, что он не намерен увлекаться «детскими приемами» вроде репрессий2.

Между тем они становились все более своевременными. Особенно беспокоили большевиков оборонческие настроения на Черноморском флоте. Они посылали в Севастополь своих представителей, активно натравливавших матросов и солдат на офицеров3. Базой для таких агитаторов стал Кронштадт: местный комитет РСДРП (б) предоставил в распоряжение своего ЦК 200 агитаторов-матросов (все еще как бы находившихся на службе во время войны)4. «С самого начала, – вспоминал Раскольников, – у нас Совет был – все, а комиссар временного правительства – ничто»5. Еще в самом начале революции в Кронштадте было арестовано свыше 500 человек, из которых 230 были офицерами. Далеко не все они были освобождены, в тюрьмах города еще в начале июня находилось около 70 человек, матросы отказывались отпускать их даже для перевода в тюрьмы Петрограда и требовали приезда представителей правительства и Исполкома Петросовета6.

Попытки приехавшего туда с целью восстановления законности министра юстиции П. Н. Переверзева добиться передачи офицеров были сорваны представителем большевиков С. Г Рошалем. С большим трудом через несколько дней удалось перевезти в столицу 20 арестованных, которые потом были постепенно освобождены7. Для этого потребовалось организовать визит в Кронштадт делегации Петросовета: приехали в основном меньшевики во главе со Скобелевым и Церетели8, которые с переменным успехом вели дискуссию с большевиками на огромном митинге. Первая русская военно-морская база превратилась в территорию, которую не контролировала власть. 13 (26) мая здесь было установлено единовластие совета рабочих и солдатских депутатов9. Из Кронштадта исходила опасность для дисциплины и боеспособности любого русского корабля.

В ответ на действия большевиков командование Черноморского флота предпринимало попытки перейти к активной обороне. Вернувшись из поездки (командующий посетил Петроград, где встретился с членами Временного правительства, и Псков, где было проведено совещание под руководством Алексеева), Колчак собрал представителей флота и армии. На собрании он заявил о том, что Балтийский флот перестал существовать как сила, «так как во главе его стоит ген. Максимов (Колчак даже не стал называть его адмиралом. – А. О.), который никогда не был командующим флотом и был в полном распоряжении матросов»10. Собравшиеся поддержали своего командующего и приняли решение направить в Кронштадт делегацию самых уважаемых людей флота, лучших агитаторов и т. п. Таковых набралось около 300 человек. Делегация покинула Севастополь, существенно ослабив на время позиции сторонников продолжения войны11. Это была уже не первая делегация такого рода: 29 апреля (12 мая) Севастополь и флот уже собирали делегацию на фронт, 26 офицеров и 171 матрос и солдат отправились на фронт агитировать за наступление12.