Василий Шульгин. Судьба русского националиста - Святослав Рыбас

После этого полицейские приставы стали посещать здание ЦВПК и, убеждаясь, что Рабочая группа не заседает, удалялись.

Эта игра в кошки-мышки продолжалась до 19 января, когда Хабалов отправил Гучкову новое письмо, доказывая необходимость выполнения закона и предупреждая, что не допустит более собраний Рабочей группы. Гучков не ответил.

Тогда приставы пришли снова, застали собравшуюся Рабочую группу и с ней — заместителя председателя ЦВПК, киевского миллионера-сахарозаводчика М. И. Терещенко. Тот отговорился, что Рабочая группа никаких указаний от ЦВПК не получала, и на том заседание закончилось.

Газеты сразу откликнулись статьями о новых безобразиях властей, а 21 января Рабочая группа продолжила свои заседания.

Ситуация становилась просто невыносимой.

Группа обладала значительным политическим потенциалом, объединяла представителей рабочих, избранных от 101 предприятия. Ею руководил Кузьма Антонович Гвоздев, председатель правления кооператива рабочих Выборгского района Петрограда, насчитывавшего 11 тысяч членов.

Центральный ВПК планировал учредить Всероссийский союз рабочих и создать ряд всероссийских союзов — крестьянский, кооперативный, торгово-промышленный. Что из этого могло получиться, правительство понимало. Смычка финансистов и промышленников с рабочими при поддержке Государственной думы могла стать смертным приговором существующему порядку управления. К. А. Гвоздев даже ездил в Ставку для доклада «высокопоставленному лицу» (по всей вероятности, генералу М. В. Алексееву). Все показывало, что дело зашло слишком далеко.

24 января Рабочая группа распространила на заводах листовку: «Рабочему классу и демократии нельзя больше ждать. Каждый пропущенный день опасен. Решительное устранение самодержавного режима и полная демократизация страны являются теперь задачей, требующей неотложного разрешения, вопросом существования рабочего класса и демократии… К моменту открытия Думы мы должны быть готовы на общее организованное выступление… Пусть весь рабочий Петроград к открытию Думы, завод за заводом, район за районом, дружно двинется к Таврическому дворцу, чтобы там заявить основные требования рабочего класса и демократии…

Вся страна и армия должны услышать голос рабочего класса. Только учреждение Временного Правительства, опирающегося на организующийся в борьбе народ, сможет вывести страну из тупика и гибельной разрухи, укрепить в ней политическую свободу и привести к миру на приемлемых, как для российского пролетариата, так и для пролетариата других стран, условиях».

Генерал Спиридович, процитировав этот текст, указывал на то, что «…рабочая масса медленно, но верно раскачивалась. Стачки не прекращались. Инциденты с полицией учащались. Женщины и дети, застрельщики революций, становились на окраинах всё смелее и развязнее».

Заметим, что в это время английская делегация еще находилась в России, она убыла только 8 февраля.

Наступил переломный момент. Если бы сейчас власти произвели необходимые аресты и продемонстрировали готовность силового решения, революция была бы остановлена.

Шульгин считал, что положение мог спасти только «человек калибра Петра I или Николая I».

Начальник Петроградского охранного отделения генерал Глобачев передал Протопопову записку о планах Гучкова, Коновалова и Рабочей группы, предлагая всех арестовать. Министр санкционировал только арест Рабочей группы, что было половинчатым решением, оставляющим подлинным руководителям свободу действий.

Тем не менее в ночь на 27 января были арестованы одиннадцать членов Рабочей группы и четыре члена пропагандистской группы и заключены в Петропавловскую крепость. Обыски дали подтверждение противоправной деятельности арестованных. Всем им были предъявлены официальные обвинения в государственных преступлениях.

Встревоженные Гучков и Коновалов добились встречи с премьер-министром князем Н. Д. Голицыным, на которой Гучков сказал: «Да, мы занимаемся политикой, но правительство сделало из нас политическую организацию. Мы считали, что вопрос обороны может быть решен лишь в том случае, если политики изменят условия нашей работы. Но я отрицаю то обвинение, которое предъявлено нашей рабочей группе: их обвиняют в том, что они замышляли вооруженное восстание и переворот. Я считаю, что уголовно наказуемого за ними ничего нет»[250].

На самом деле мысль о перевороте уже крепко сидела в голове Александра Ивановича Гучкова. В записке Петроградского охранного отделения от 19 января 1917 года указывалось, что в столице среди интеллигентной публики царит уверенность в скорой гибели «главных виновников неудач на фронте и неурядиц в тылу» и что как раз от группы Гучкова будет исходить сигнал к началу «второй великой и последней российской революции»[251].

Встреча с Голицыным ничего не дала. Тогда было созвано собрание представителей Центрального ВПК, депутатов Государственной думы, членов Государственного совета и Особого совещания по обороне, на которой присутствовали в том числе Шульгин, Милюков, Керенский и Чхеидзе.

Гучков и Коновалов надеялись устроить громкую протестную акцию, однако большинство их не поддержало. Милюков заявил, что руководить борьбой с правительством должен Прогрессивный блок, а не рабочие и ВПК.

Это было несовпадение взглядов, пока еще не столь очевидное. В целом все выступали против правительства.

В воспоминаниях Милюкова утверждается, что «это была — сравнительно умеренная группа», большевики в нее не входили. Действительно, большевики-ленинцы вышли на сцену позже, когда уже основная работа по разрушению была сделана.

Депутат Государственной думы социал-демократ Н. С. Чхеидзе заметил, что «правительство во время войны еще начало гражданскую войну».

И никого не удивило это появление призрака гражданской междоусобицы.

После ареста Рабочей группы Гучков съездил в Крым, где встретился с генералом Алексеевым, который лечился от почечной болезни. О чем был разговор, неизвестно.

Газета «Московские ведомости» писала, что «…надо порвать со всеми этими глупостями, разговорами о каком-то перемирии, о каком-то прекращении внутренней борьбы; напротив, надо открыто поставить вопрос о грядущей революции и пресечь ее, пока не поздно, немедленно, сейчас»[252].

Следующей мерой защиты государства должен был стать разгром революционного центра. Агенты Охранного отделения уже добыли список членов Временного правительства, которое должно было возглавить Россию. Что же еще требовалось, чтобы подвигнуть Протопопова к принятию решительных мер? Но тот выжидал, опасаясь, как видно, обвинений в печати. И руководствуясь его оптимистическими докладами, бездействовали император и императрица.