Пять жизней. Нерассказанные истории женщин, убитых Джеком-потрошителем - Хэлли Рубенхолд

Джейн многих к ней расположила, как и ее фантазии об Ирландии и о том, что она «вернется к своему народу». Однако все эти позитивные комментарии свидетельствуют о том, что Мэри Джейн хорошо научилась маскировать свои чувства – для женщины, которая вела «фривольный» образ жизни, это была очевидная необходимость. В редкие минуты откровенности она говорила со своей соседкой, двадцатилетней Лиззи Олбрук, которая была очарована Келли и тем, как много та повидала на своем веку. Мэри Джейн предостерегла Лиззи, чтобы та не шла по ее стопам, и призналась, что «до смерти устала от своей жизни»[357].

Существует еще одно описание Мэри Джейн Келли, которое весьма отличается от восторженных отзывов большинства ее знакомых. В 1965 году в ходе расследования для своей книги об уайтчепельских убийствах Том Каллен беседовал с неким Деннисом Барреттом. В 1888 году Барретт был мальчишкой и утверждал, что помнит Келли. По его словам, он знал ее под кличкой Черная Мэри и говорил, что она была «страшной». Ожидая клиентов у входа в паб «Десять колоколов», она вела себя злобно, как бульдог. «Горе той женщине, что посмела бы заступить на ее территорию… она бы вырвала ей клоки волос», – вспоминал Барретт[358]. Само собой, Барретт мог с кем-то ее перепутать, но если принять его слова за правду, то выходит, что у Мэри Джейн было два совершенно разных обличья: она успешно притворялась милой и добродушной, но под этой маской скрывалась мятежная, несчастная душа.

Работа в Ист-Энде едва ли принесла Мэри Джейн долгожданный покой. Жизнь проститутки была непредсказуемой и опасной, и даже ненадолго съехавшись с Джозефом Флемингом, она, несомненно, ощутила заметное облегчение. Стоит ли удивляться, что вскоре после расставания с ним она стала искать похожих, более стабильных отношений. И вскоре нашла: случилось это в марте 1887 года, когда она, как обычно, прогуливалась по Коммерческой улице в поисках клиентов.

Джозеф Барнетт, от которого мы и узнали основную часть сведений о Мэри Джейн Келли, ворвался в ее жизнь как комета – по крайней мере, так следует из его рассказа об их встрече. Они познакомились в четверг вечером, накануне Пасхи. Келли приглянулась Барнетту, он пригласил ее в паб, и они «сошлись». Он не упоминает, платил ли за секс или нет, а лишь говорит, что они «договорились встретиться на следующий день». Не прошло и сорока восьми часов с момента их знакомства, как Барнетт влюбился. Уже в субботу он предложил Мэри Джейн переехать к нему, и она согласилась. Барнетт сразу же снял комнату на Джордж-стрит. «С тех пор мы жили вместе… до позавчерашнего дня», – сообщил он коронеру восемнадцать месяцев спустя[359].

В ноябре 1888 года, выступая перед критически настроенными присяжными из среднего класса, Джозеф Барнетт проявил себя не лучшим образом. Перед этим полицейские допрашивали его в течение четырех часов, и, заняв свидетельское место, он был страшно напуган. Его показания честны, но сбивчивы; он заикался, повторял сказанное по нескольку раз. Мэри Джейн Келли знала его совсем другим – уверенным в себе, решительно добивавшимся своей цели.

Когда они познакомились, Барнетту было двадцать девять лет. Голубоглазый, светловолосый ирландец из Уайтчепела носил модные усы. Барнетту было тринадцать лет, когда он лишился обоих родителей. Воспитывали его старшие братья и сестры. Брат, работавший на рыбном рынке Биллингсгейт, устроил его грузчиком: для этого занятия требовалась лицензия на транспортировку товара. Многие мечтали о такой работе, ведь она приносила неплохой доход, если мужчина обладал физической силой и расторопностью. Джозеф был среднего телосложения, ростом пять футов семь дюймов и имел все данные для этого ремесла. Однако денег паре все равно не хватало. И Мэри Джейн, и Джозеф любили выпить – вероятно, именно в этом крылась их основная проблема. За полтора года, что они прожили вместе, они переезжали четыре раза: сначала сменили свою убогую комнатушку на Джордж-стрит на такую же на Литтл-Патерностер-роу, но оттуда их выселили за пьянство и долги за жилье[360]. Затем они сняли угол на Брик-лейн, а примерно в марте 1888 года переехали в комнату на Миллерс-Корт.

В начале девятнадцатого века Миллерс-Кортом называли два смежных сада, расположенных за домами № 26 и 27 по Дорсет-стрит. Но затем этот участок застроили крошечными коттеджами для рабочих: в них одновременно проживали по тридцать человек, а три общих туалета находились во дворе. Окна гостиной на первом этаже в доме № 26 выходили в грязный двор, являвший собой довольно неприятное зрелище, поэтому комнату отделили от остальной части здания и стали сдавать как дом № 13 по Миллерс-Корт. Здесь-то и поселились Мэри Джейн и Джо Барнетт: за четыре шиллинга шесть пенсов в неделю они сняли крошечную комнатушку размером десять на двенадцать футов в самом конце темного переулка. Обставленная лишь самой необходимой мебелью, она была не лучше и не хуже других убогих комнат на Дорсет-стрит: здесь имелись кровать, стол, сломанный умывальник, стул и буфет. Кто-то из прежних жильцов – видимо, желая приукрасить это грязное, унылое помещение – повесил на стену репродукцию картины «Вдова рыбака».

Увы, ничто не могло скрыть серость Миллерс-Корта и нищету его обитателей. Владельцем дома, где жили Мэри Джейн и Джозеф Барнетт, был Джон Маккарти (однофамилец миссис Маккарти с Бризерс-Хилл). По свидетельствам современников, он был «бандитом», обманом выманивал «у бедняков деньги» и предпочитал сдавать комнаты одиноким женщинам, оказавшимся в сложной жизненной ситуации[361]. Так, на верхнем этаже дома № 13 жила Элизабет Прейтер, которую бросил муж. Джулия Вентерни из дома № 1 была вдовой сорока с небольшим лет и работала поденщицей, а Мэри Энн Кокс, называвшая себя «несчастной вдовой», жила в доме № 5. Мэри Джейн утверждала, что Барнетт пообещал, будто никогда «не выпустит ее на улицы», пока она живет с ним, однако дом № 13 Келли сняла на свое имя[362]. Маккарти наверняка знал, что женщины, особенно те, что прежде занимались проституцией, всегда найдут деньги на аренду. В конце лета ему представился случай в этом убедиться: Джозеф Барнетт потерял работу на рыбном рынке Биллингсгейт. Почему это произошло – неизвестно, но учитывая, что с предыдущего места жительства пару выгнали за пьянство, можно предположить, что алкоголь и здесь сыграл свою роль. Итак, Барнетт остался без работы, пара задолжала Маккарти за аренду комнаты и за продукты, свечи и прочие необходимые вещи, купленные в соседней лавке в кредит (лавка тоже принадлежала Маккарти). К ноябрю 1888 года у Мэри Джейн и Джозефа Барнетта накопился долг за шесть недель – в общей сложности двадцать девять шиллингов.

Возможно, именно Маккарти предложил Мэри Джейн вернуться к прежнему занятию. Вряд ли она охотно пошла на это, поскольку больше года прожила с одним партнером. Почти восемнадцать месяцев ей не нужно было выискивать у чужих