Молчание бога - Александр Золотько

– Много всего произойдет за эти две недели, – сказал Пес – Сколько народу умрет ради счастья на земле. Но ты будешь жить. Уж извини.

Пес ударил ножом, распятый вздрогнул и затих.

– Просто чувствую себя тем самым римским солдатом, – пробормотал Пес. – Только он прервал мучения, а я...

Повозку тряхнуло.

Пес выглянул вперед, отдернув полог. Возница оглянулся на него и пробормотал что-то, что должно было обозначать извинение. На корабле, наверное, было бы и быстрее, и удобнее, но плавать зимой по морю стоило только по самой острой необходимости. Лучше уж повозка, тем более что кони могут тащить ее, не останавливаясь. Волшебный напиток в этом смысле здорово помогает.

У них почти две недели, чтобы успеть. Времени должно хватить, если не начнут падать камни с неба или не начнется потоп. Все остальное, в том числе армии и чудовища, не преграда. Пес и четверо всадников пройдут сквозь любой боевой порядок.

Пес встал возле возницы, посмотрел, держась за крышу повозки, на запад. Странное чувство охватило его. Как долго он готовился, ждал, убивал и рисковал быть убитым. И вот теперь, через две недели. Всего через две недели...

– Ты еще не решилась, Солнышко? – спросил Корень.

Тень молча стояла рядом, на стене. Окрестные горы были закрыты дымкой, холодной и липкой на вид. Даже пронзительный ветер, стремительно налетавший из ущелья, вяз в ней, словно в паутине. Последним рывком ветер дотягивался до лиц Солнышка, Тени и Корня и падал на дно пропасти, присвистнув от удивления.

– Я не хочу уходить, – сказала Солнышко. – И аббат мне ничего не говорил. Наверное, он хочет, чтобы я осталась.

Солнышко краем глаза заметила, как напряглись скулы у Корня. Солнце безнадежно запуталось в тумане, и Корень мог вот так свободно стоять, сдвинув с головы капюшон. Он мог бы снять даже свои перчатки и взять ее за руку, подумала Солнышко. Но перчатки он не снимал.

– Я знаю, почему аббат только Корню приказал уходить в новый монастырь, – еле слышно сказала Тень.

Может быть, она боялась, что ее услышит аббат, или просто не хотела тревожить задремавшие скалы, но говорила Тень тихо.

– Мы все время вместе, – продолжила Тень. – Мы знаем, когда Корень идет на колокольню. И теперь звон не настигает нас внезапно. Наверное, это плохо. Наверное, это может помешать...

– Чему? – быстро спросила Солнышко. – Чему помешать? Нашим мучениям? Я здесь меньше, чем вы. И что, вам легче? Вы не так страдаете, как в первый свой день?

Снизу, со двора, послышались голоса и стук молотков. Часть монахов готовилась к отъезду.

– Если я попрошу аббата, чтобы он... – Корень потер руки, словно ему было холодно даже в перчатках.

– Я боюсь отсюда уходить, – сказала Солнышко. – Мне страшно здесь оставаться, но уходить еще страшнее. Я привыкла, что эти стены...

– Но мы же не настоящие монахи! – выкрикнул Корень. – Ведь мы можем быть вместе. Мы только должны захотеть!

Хотеть-хотеть-хотеть – засмеялось было эхо, но захлебнулось туманом.

– И ты знаешь, кем станут дети упыря и оборотня? – спросила Тень тихим-тихим голосом. – Ты готов взять на себя ответственность перед ними? И перед теми, кого они убьют? И кого вы убьете вместе с Солнышком?

Ветер усилился, туман космами поплыл перед монастырской стеной, грозя разорваться.

– Надень капюшон, – сказала Солнышко. Корень надвинул капюшон, прикрывая лицо.

– Мне пора, – сказал Корень. – Колокол. Он быстро спустился со стены.

– Давай отойдем от края, – предложила Тень. – Чтобы, когда ударит колокол, не упасть...

– Иногда мне кажется, что лучше было бы умереть, – сказала Солнышко. – Где-нибудь на рыночной площади. Или в деревне, с колом в груди.

– А мне иногда кажется, – еле слышно, одними губами, проговорила Тень, – что все мы умрем. Скоро.

Солнышко медленно спустилась по лестнице, и Тень так и не поняла, услышала Солнышко ее последние слова или нет.

Тень тяжело вздохнула. Ей не казалось, что ко всем им приближается смерть. Она знала это наверняка.

Смерть таилась в пропасти. Плавала среди прядей тумана, прикидывалась ветром, чтобы еще раз ощупать лица тех, кто скоро станет ее добычей.

Тень была ведьмой. Она не знала, как открывается ей будущее, но она знала, что будущее открывается, почти никогда не оставляя выбора. Хотя на этот раз выбор был. Либо умрут они все – здесь, либо смерть выплеснется наружу и затопит собой все до горизонта.

Смерти и судьбе было угодно поиграть, предоставив смертным иллюзию выбора.

В случае же, если ересь будет препятствовать вам, вы можете прибегать к строгим мерам, и даже, если того потребует необходимость, можете обратиться при посредстве государей и народа к силе светского меча.

Папа Иннокентий Третий

А наемника Ловчий отпустил живым. И даже немного удивился, что сделал это.

С другой стороны... Разве наемник виноват, что повадился этот странный мужик шляться на стоянках между кострами, вслушиваясь в чужие разговоры? Чего только не услышишь в ночном лагере... о Четырех всадниках можно услышать, о конце света, который вот совсем скоро, или о Прекрасной принцессе и о драконе, который заточил ее в замке. И о доблестном рыцаре, который принцессу освободил. Совсем новая история, а оттого часто повторяемая. Даже вон у рыцарей музыканты каждую ночь наяривают одно и то же...

...И бой длился с утра до вечера. Доблестный рыцарь сражался и победил. А прекрасная принцесса спустила с башни свои золотые волосы, по которым, как по шелковой лестнице, рыцарь поднялся к возлюбленной...

Едет днем рыцарь и бубнит про себя новый мотивчик про полученный замок и завоеванное сердце.

У костров наемников разговоры попроще. И правды в них больше. Тупорылые крестьяне, что в пехоте, они о чем треплются? О скотине своей, дома оставшейся, о налогах, о том, как добрый разбойник... Прикинь – разбойник – добрый. Как этот разбойник за Каналом повадился отобранное у богатых бедным раздавать.

А наемники – они в жизни повидали много чего... Им придумывать не надо. Им, наоборот, – иногда лучше язык за зубами подержать. Да как удержишь, если разговор пошел и все вроде свои.

Вот и в ту ночь.

– Прикинь, – сказал Дрозд приятелям, сидевшим у костра. – Это, значит, черный крест у них за символ был. Это значит, что каждый, кто такой крест носит, может любого убить – бабу, ребенка, даже благородного рыцаря. Захочет меч испытать – вжик. Точно вам говорю. Хорошо, что мы гнездо их выжгли...

– Ни хрена, – не согласился с ним приятель. – С черным крестом – это рыцарский орден. Лет уж десять как основан. Из этих...

Наемник махнул рукой куда-то на запад.