Мелодия звёзд - Оливия Вильденштейн

Мы припарковались за блестящим хромированным фургоном с логотипом Моны Стоун. Женщина с вьющимися волосами и в очках, с которой я столкнулась в отеле, подошла к машине. Когда она увидела меня, выходящую из машины, ее глаза немного расширились.

– Я тебя знаю, – сказала она.

Когда Тен и Нев вышли из машины, женщина так побледнела, что я забеспокоилась, как бы она не упала в обморок.

– Жаль, что ты не предупредила нас заранее… что тебя сопровождают, – сказала она.

Я засунула большие пальцы в пряжку ремня джинсов. В отличие от Нев я не стала наряжаться. На мне простая белая майка и мои любимые узкие джинсы.

– Я написала вам по электронной почте, что приеду со своей семьей.

Ноздри женщины раздулись.

– Своей семьей? – У нее хватило наглости это сказать. – Я не уверена, что смогу пропустить вас всех.

– Может быть, наша мать сумеет всех нас пропустить? – насмешливо сказал Тен.

В глазах помощницы вспыхнуло раздражение.

– Я посмотрю, что можно сделать. – Она исчезла за тяжелыми дверями Райман-Аудиториум.

– Думаешь, она нас не впустит? – пробормотала Нев.

Я обняла ее одной рукой за плечи.

– Если ты не войдешь, то и я не войду.

Ассистентка вернулась, поправила очки на переносице. Она придержала дверь открытой и жестом пригласила нас войти в храм музыки.

Мона стояла в проходе, указывая на что-то на сцене мужчине с наушниками, ее мягкий, медовый голос струился, как карамельный солнечный свет.

Плечи Нев напряглись, когда мы приблизились к ее маме. Когда Мона повернулась, Нев остановилась. И вдруг она начала дрожать.

Золотистые глаза Моны Стоун вспыхнули при взгляде на дочь, потом застыли на сыне. Мое сердце стало совершенно спокойным. Я едва осмеливалась дышать, боясь испортить атмосферу своими страхами.

Тен наклонился ко мне и прошептал:

– Я пойду поищу место где-нибудь сзади.

Когда он ушел, взгляд Моны последовал за ним, прежде чем снова остановиться на мне. Наконец она сделала шаг вперед.

– Как тесен этот мир. – Сначала она протянула руку моей матери. – Приятно познакомиться с женщиной, которая сумела породить такой талант.

Мамина застывшая челюсть говорила об одном – комплимент ей не польстил. Однако, к счастью, она все-таки пожала руку Моны.

– Джейд, – вежливо представилась она.

Ягодно-красные губы Моны выгнулись в улыбке, которая ослепляла ее поклонников в течение последних двух десятилетий.

– Невада. – В ее устах имя дочери прозвучало как начало песни.

Писала ли она когда-нибудь песни для своих детей? Я никогда не слышала, чтобы она пела песню о материнстве, но это же не значит, что она не заперла ее в ящике комода.

Нев ответила голосом легким, как утренний туман:

– Мама.

Позади Моны вылезла камера, нарушив интимность момента. Я повернула голову и оказалась вплотную к объективу второй камеры.

Мона подняла ладонь перед камерой рядом с собой.

– Никаких съемок, – сказала она. – Я запрещаю снимать своих детей.

Мама заморгала, как и я. Я ожидала, что она, наоборот, воспользуется моментом.

– Мы заблюрим их лица, – сказал оператор.

– Нет. – Мона покачала головой, ее густые кудри заблестели, упав на красную шелковую блузу, из которой выглядывал украшенный стразами бюстгальтер. – Могу я спросить, как вы познакомились?

– Мама Энджи – наш дизайнер интерьера, – объяснила Нев. Мона медленно кивнула.

– И мы ходим в одну школу, – добавила Нев.

– И Джефф знает, что вы все здесь?

Нев кивнула, ее причесанные волосы дрожали от напряжения.

– Тогда ладно. – Мона наклонила голову в сторону сцены. – Давай подготовим тебя, Энджи. Я хотела, чтобы ты сначала спела песню, а потом мы пошли бы куда-нибудь в место поспокойнее, чтобы обсудить условия контракта.

Я судорожно сглотнула, глядя на сцену с блестящим черным роялем. Как и в «Синей птице», самые прекрасные голоса мира звучали в этом месте, резонировали среди сидений и красных и синих оконных стекол.

Когда Мона вела нас по проходу, она сказала:

– Кара даст вам и вашей маме бланк, разрешающий снимать и транслировать ваше выступление. Вам нужно будет подписать его, прежде чем вы выйдете на сцену.

Нев все вертела головой, осматривая место, свою маму и людей, толпящихся вокруг. Их там было очень много… Когда мы добрались до первого ряда, появилась кудрявая ассистентка с планшетом, который она передала маме. Мама, прищурившись, внимательно прочитала его. Как только она расписалась, она протянула мне планшет, и я нарисовала автограф, такой же, какой я оставила на диване в студии звукозаписи.

– Невада, Джейд, почему бы вам двоим не присесть вот здесь, пока я провожу Энджелу на сцену. – Мона указала на первый ряд. После того как мама взяла Нев за руку и повела к изогнутой скамье, Мона сказала: – Я удивлена, что мои дети захотели прийти.

Я заметила Тена, сидящего в полном одиночестве на заднем ряду и наблюдающего за мной, как ястреб. Надеюсь, это не слишком болезненно для него.

– Но почему же? Они же ваши дети. Дети хотят видеть своих родителей.

Между бровями Моны появилась почти незаметная морщинка. Если бы я не стояла так близко, то пропустила бы ее.

– Миссис Стоун, у меня к вам просьба. – Я сказала это тихо, чтобы никто другой меня не услышал.

Она приподняла идеально выщипанную бровь.

– Я тебя слушаю.

Несколько недель назад стать объектом внимания Моны было бы самым ярким событием в моей жизни. Но это было несколько недель назад.

– Я бы хотела спеть свою песню дуэтом.

Ее руки скользнули по бокам, кольца ярко засверкали.

– Я думаю, мы могли бы это сделать.

– Я хочу спеть ее вместе с вашей дочерью.

– С моей… – Она понизила голос. – С Невадой?

– Да.

Она посмотрела в сторону Нев. Нев была такой же красной, как блузка ее матери.

– Это что, какой-то розыгрыш? – спросила Мона.

– Нет.

Теперь Мона посмотрела на своего сына.

– Это одна из причин, по которой я попросила ее прийти сегодня, но она пока не знает об этом. Я не хотела вселять в нее надежду, на случай если это невозможно.

– А петь она умеет?

Я улыбнулась.

– Даже лучше, чем я.